Фантомы мозга

Пожалуй, самый ценный вклад Фрейда в науку — открытие, что сознательный разум всего лишь фасад; 90 процентов того, что происходит в вашем мозге, вы не осознаете. (Яркий пример тому — зомби из главы 4.) И что касается психологических защит, Фрейд попал в точку. Кто усомнится в реальности «нервного смеха» или «рационализаций»? Вы пользуетесь подобными трюками постоянно, но, как ни странно, даже не подозреваете об этом. Укажи вам на них кто-нибудь другой, вы, вероятно, станете все отрицать. Но когда к тем же самым стратегиям прибегают окружающие, это бросается в глаза и выглядит комично. Разумеется, все это хорошо известно любому уважающему себя драматургу или романисту (почитайте Шекспира или Джейн Остин); главная заслуга Фрейда в том, что он указал на ключевую роль психологических защит в организации нашей психической жизни. К сожалению, теоретические схемы, которые он предложил для их объяснения, оказались весьма туманны и непроверяемы. Слишком уж часто он полагался на мудреную терминологию и одержимость сексом, но главное — Фрейд никогда не проводил экспериментов, чтобы подтвердить (или опровергнуть) свои гипотезы.

К счастью, у нас есть пациенты с отрицанием, которые используют механизмы психологической защиты прямо на ваших глазах. В этом отношении они подобны преступнику, застигнутому на месте преступления. Вы можете составить длинный список стратегий самообмана, описанных Зигмундом и Анной Фрейд, и наблюдать четкие, гипертрофированные примеры каждого из них. Увидев один такой перечень на практике, я убедился не только в реальности психологических защит, но и в центральной роли, которую они играют в человеческой природе.

Отрицание. Наиболее вопиющим, конечно, является прямое отрицание: «Моя рука работает нормально», «я могу двигать левой рукой — она не парализована».

Подавление. Как мы видели, иногда больной признает свой паралич, однако через некоторое время возвращается к отрицанию. При этом он «подавляет» все воспоминания о признании, сделанном всего несколько минут назад. Многие когнитивные психологи утверждают, что подавленные воспоминания (например, внезапные воспоминания о жестоком обращении в детстве), по сути, являются подделкой; по большому счету, таков урожай психологических семян, посеянных терапевтом и выращенных больным. Однако здесь мы имеем дело с истинным подавлением, хотя и в меньшем временном масштабе; что же касается влияния экспериментатора, то эта возможность заведомо исключена.

Реактивное образование. Реактивное образование — склонность заменять истинные эмоции и побуждения на прямо противоположные. Так, в бессознательной попытке утвердить свою предполагаемую маскулинность латентный гомосексуалист может пить пиво, расхаживать в ковбойских сапогах и вести себя как мачо. Кстати, в рамках одного исследования было установлено, что при просмотре мужской порнографии у откровенных гей-ненавистников наблюдается более сильная эрекция, чем у мужчин, которые лишены подобных предрассудков. (Если вам интересно, как измерялась эрекция, то исследователи использовали специальное устройство под названием плетизмограф).

Мне вспоминается Джин — женщина, которая заявила, что правой рукой может поднять стол на два с половиной сантиметра, а затем добавила, что ее парализованная левая рука сильнее, чем правая; ею она может поднять стол на четыре сантиметра. Не забывайте и про миссис Доддс, которая «завязала шнурки обеими руками». И то, и другое — яркие примеры реактивного образования.

Рационализация. В этой главе много примеров рационализации. «О, доктор, я не могу пошевелить рукой, потому что у меня артрит и это больно». Или: «Студенты-медики приставали ко мне весь день, и мне больше не хочется двигать рукой».

На просьбу поднять обе руки, один человек высоко поднял правую руку и, заметив, что я пристально смотрю на неподвижную левую, пояснил: «Как видите, чтобы поднять правую руку, левую нужно опустить. Если я одновременно подниму обе руки, я же потеряю равновесие!»

Реже мы видим откровенную конфабуляцию: «Я касаюсь вашего носа левой рукой» или «да, я хлопаю».

Юмор. Даже юмор может прийти на помощь — не только этим пациентам, но и всем нам, — о чем хорошо знал Фрейд. Только подумайте о так называемом нервном смехе или обо всех тех случаях, когда вы использовали юмор, чтобы разрядить обстановку. Совпадение ли, что так много шуток касаются потенциально угрожающих тем — например, смерти или секса? Не думаю. Наблюдая за больными, я убедился, что самое эффективное средство от абсурдности человеческого бытия — скорее юмор, нежели искусство.

Помню, как однажды я попросил пациента — преподавателя английской литературы — пошевелить парализованной левой рукой.

— Мистер Синклер, вы можете коснуться моего носа левой рукой?

— Да.

— Чудесно. Пожалуйста, прикоснитесь к нему.

— Я не привык исполнять приказы, доктор.

Смутившись, я поинтересовался, юмор это или сарказм.

— Нет, я совершенно серьезно. Я не шучу. А почему вы спрашиваете?