Фараон Хатшепсут (СИ)

— Я не специально! — она рассерженно посмотрела на него, чего он и добивался.

— Да ну? Солнышко, раскрой же мне великую тайну, которая привела тебя ко мне сегодня, — не без иронии протянул он с видом глубокого интереса. Хоть он и подтрунивал с легкой насмешкой, черные глаза переполнялись серьезностью.

Северус боялся, что она скажет ему о плохом самочувствие, это было бы началом их конца, и он переживал за нее. Не за магию… К черту её. Он переживал за Гермиону.

— Магия, сэр…

— Северус, Мия. И давай на «ты».

— Северус, — послушно повторила она и резко замолчала.

Так, ну и где ей теперь взять скотч? Прочистив горло, она продолжила и с каждым словом (ей всё-таки удалось!) все больше входила в образ ученого, сделавшего великое изобретение:

— Так вот, что, если магия, как мышцы? Смотрите, нам следует упражняться…

Северус побледнел, из-за чего в Гермионе вспыхнуло отчаяние.

— Мисс Грейнджер… — его тон требовал завершить эту беседу.

— Выслушай! — перебила она его.

— Прошу, Северус! Сегодня мне было плохо, но стоило попробовать элементарный люмос, как боль отступила.

— Что именно ты чувствовала? Симптомы? Головокружение? Усталость? — вернувшийся в своё амплуа профессора Северус стал очень строгим. Его сейчас не волновал и его тон, в котором мелькала холодная строгость. Магия могла навредить ей.

Гермиона растерянно описала.

— Это элементарное совпадение, мисс Грейнджер. Не смейте колдовать. Это не только плохо для вашей магии, но и опасно.

— Даже если так, мы не должны сдаваться! — от его несправедливого тона ей стало так обидно, и это отразилось на её голосе, ставшем отчаянным. Его скептический взгляд сверху вниз задел ее еще больше.

— Нет.

— Но, сэр!

— Я сказал, нет, — сухо отрезал Снейп.

Она закачала головой. Как же тогда они спасутся?

— Гермиона, ты идеалистка. Причем до глупостей упертая. Твоя магия поможет тебе с возвращением, да даже если ты попадешь в другой мир, время, хоть в черную дыру, магия хоть каплей да поможет.

— То есть ты со мной путешествовать по черным дырам не собираешься? — даже ее душа замерла в ожидании ответа. Гермиона пыталась различить за его бесстрастной маской хоть что-то: от надежды вернуться домой до чувств к ней. Но твердость его ледяного взгляда, которым обычно смотрят на несмышленых наивных детей, заставила внутри все сжаться.

— Нет, мисс Грейнджер, и даже презент в виде вашей девственности не убедит меня отправиться назад. Уж простите.

То, как она отшатнулась, как посмотрела на него, ударило Северуса где-то рядом с легкими. Тупой болью. Глухим стуком. Только не это.

Гермиона вскинула голову и сухим голосом проговорила:

— Моя девственность не презент и не жертва, профессор. Я осталась здесь ради себя, чтобы исправить ошибки, испортившие будущее, но никак не ради вас, уж не думайте, — ложь, но Гермиона не могла удушить шипящую гордость. Сказав это, она резко развернулась и умчалась к себе в комнату.

Её душила боль. Как же она ненавидела цинизм. Раньше ей казалось, что они могли бы подружиться… Заключить хоть какое-то перемирие, будучи в одной лодке. Ей даже казалось, что он любит её. Но это было с ее стороны слишком идеалистично, слишком наивно.

Слезы душили, резали глаза и сокрушали размеренность дыхания. И на что она рассчитывала, влюбляясь в него? Он ее не выбрал, как и не принимал решения возвращаться назад. Свадьба и магический брак его не сильно-то и волнуют. Только сейчас Гермиона осознала свою ошибку. Оставшись здесь, она сама привязала себя к Снейпу. Навсегда.

Тяжесть в груди нисколько не успокаивала подрагивающие плечики девушки. У нее, конечно был выход. Сбежать… Но куда? И насколько далеко она сбежит от Осириса?

— Черт! — с глубокой горечью прошептала она. — Черт! — Горячие слезы жгли ей глаза и катились по щекам, медленно капая на руки.

В комнате послышались тихие шаги.

— Я могу его повесить или четвертовать, — голос Хатшепсут затих, и воцарилось молчание. Гермиона подняла на правительницу горестные, заполненные до краев слезами, глаза; затем вскочила, закрыла лицо руками и помчалась из комнаты. И возможно, ей удалось бы спрятаться где-нибудь во дворце, в каком-нибудь одиноком уголке, если бы Хатшепсут не поймала ее за руку и по-матерински не улыбнулась.

Гермиона почувствовала доброту, исходившую от фараона и порывисто обняла ее, как раньше обнимала маму. Если от цинизма и злобы ей удавалось защищаться, то от нежности и доброты нет. Девушка обняла ее и предалась слезам.

Неизвестно сколько они вот так просидели.

— Расскажите мне о том, как у вас проходят свадьбы, — чуть успокоившись, выдохнула Гермиона.

Хатшепсут натянуто улыбнулась и снисходительно на нее посмотрела. В её кошачьих глазах так и читалось, что она собралась поведать какую-то тайную мистерию. Нечто, на что можно было отреагировать по-разному.

— Самая главная часть свершается ночью. Сэ-Осирис, он на самом деле не такой уж и плохой… Хоть я и не понимаю, что он тебе наговорил, но уверяю, ты вызываешь в нем нежность… Он придет к тебе ночью и разденет, а затем уложит тебя в постель…

Гермиона засмеялась, и её звонкий смех промчался по всему дворцу.