Пока с ее волосами возились, а к слову, дел там было немало, Гермиона пыталась понять, чем таким заболела. Она трогала лоб и не находила жару. Горло не болело, да и глупо было надеяться на банальное ОРВи… Здесь что-то другое. Попытка посчитать пульс тоже не далась. Волшебница отчаянно вздохнула и медленно наколдовала себе стрелки, так как желания краситься не возникало. В посеребренной пародии зеркала ее глаза становились ярче сами собой.
Как же грустно было осознавать, что она лишалась магии. Этот процесс происходил медленно и неизбежно, как старение, ведущее к смерти. Что она будет делать, если станет сквибом и они не успеют вернуться? Об этом Гермиона старалась не думать.
Северус запрещал ей колдовать, веля экономить магический потенциал…
От запутавшихся волос и резкой боли Гермиона вскрикнула, но эта боль, как будильник, пробудила её сонный мозг.
Ну точно!
Осознав ошибку, она резко подскочила и крикнула «Люмос!», удивляя Фину новым волшебством. Служанка радостно воскликнула и с любопытством принялась пожирать яркий свет глазами.
— Чудо-факел! — пискнула египтянка.
В ответ последовала тишина. Гермиона сначала нахмурилась, делая выводы, а затем помчалась к профессору, да в таком виде, в каком никогда бы не вышла к нему даже под страхом смерти. Но девушку потрясло открытие.
Она влетела молнией в его покои, заглянула на террасу, но там обнаружилась пустота.
Ликующее сердце готово было сломать ребра, ведь у нее появилась вполне логичная гипотеза, находящаяся в двух шагах от открытия закона. Магического закона! Она спешила поделиться идеей и увидеть одобрение и гордость в его глазах, которые стали уже родными. Теперь они на шаг ближе к дому!
Но стояла странного рода тишина. Замер и пульс в ушах, когда послышался шелест воды…
В нескольких метрах.
Небо пресвятое!
Щеки окрасил румянец быстро настолько, что она повернулась в сторону ванной комнаты уже пунцовая. Еще никогда Гермионе не удавалось видеть голого мужчину настолько близко. Опасно близко. Ей следовало уйти.
Но Гермиона не двинулась с места, словно обратилась в статую, в то время, как жилка на ее нежной тонкой шее выдавала в ней жизнь.
Северус лежал в ванной, слегка откинув голову назад. Над ним почти физически клубилась тяжелая атмосфера удовольствия, как какое-то существо. Его дыхание оставалось размеренным. В отличии от ее. Гермиона не понимала, почему не может оторвать взгляд от его расслабленного лица, полураскрытых губ, с которых (ей казалось) должен слетать полустон, от его утренней щетины, о которую непременно захотелось потереться щекой…
Он наслаждался прохладной водой, совсем как она несколькими минутами ранее… Вода скрывала его по пояс, но и от вида его подтянутой груди и широких плеч у девушки перехватывало дух. Капли медленно стекали по коже, минуя ключицы, соски, кубики пресса… Невольно ее ладошки сжали простыню, защищающую ее нагое тело.
Он резко открыл глаза и посмотрел прямо на нее. Слишком неожиданно.
Её тело пронзил жар. Стыд и презрение к самой себе. Сейчас профессор только разгневается на нее за то, что она соблазняет его зов. Она бы разгневалась…
— Не желаете ли присоединиться? — неожиданно проговорил он, обегая глазами ее длинную простынь и мокрые волосы.
— Я… — Гермиона отвела взгляд и попыталась плотнее закутаться в ткань, — я уже приняла ванну, сэр…
— Вот как… Жаль, — хриплым довольным голосом протянул он, — уверен, вы бы составили мне отличную компанию.
Северус посмотрел на нее так, будто она лакомый кусочек, который он собирается непременно попробовать сегодня на ужин. И Гермиона, понимая, что стыд охватывает ее полной силой, решила гордо вскинуть голову и посмотреть в глаза будущему супругу.
Внутри напряглись все мышцы от той силы, власти и голода, которыми обладал Северус сейчас.
— Я зайду позже…
И она позорно ретировалась в свою спальню, убегая от хищнического взгляда. В комнате, прыгнув на кровать, она завернулась во вторую простыню и спрятала пылающие щеки в подушку. Надо же было так остолбенеть! Так необдуманно, импульсивно поступить! Гермиона задохнулась от возмущения на саму себя, ведь ей так захотелось к нему…
На завтрак она вышла одетой и совершенно невозмутимой. Даже, когда столкнулась взглядом со Снейпом и его нежной улыбкой, ее лицо практически не поменялось. Внешне всё было обыденно, а вот внутри топился самый последний лед. Еще капля, и ей придется заклеивать рот, чтобы не млеть в открытую от его поведения. Это более чем унизительно. Он не любил её.
— Простите моё внезапное вторжение, — кудри упали ей на плечи, когда она неверяще в утреннее происшествие покачала головой.
Северус подошел к ней очень близко и вручил чашу с молоком как истинный джентльмен.
— Конечно, в следующий раз предупреждайте, когда соберетесь атаковать.
Она не смогла отделаться усмешкой и рассмеялась от комичного представления. Ну прям взятие Бастилии!
— Вы покраснели, — и его голос словно обнял Гермиону бархатным покрывалом, скользнув от ушка по всему телу.
— Вы смущаете меня.
— Вы создаете поводы, дорогая. И мне это нравится.