Фарфоровая комната

Она приложила палец к его губам, надавила и провела им вниз, задев изнанку нижней губы и зубы.

— Ни слова больше.

И затем, освободив его:

— Она такая прелесть. Ты правильно сделал. Хотя я от тебя не ожидала. Так обмануть брата.

— У меня работа.

— О, не вини себя. Не зря я дала тебе имя Джит. Конечно, ты должен был победить. Все равно, — продолжала она, оглянувшись на комнату, погруженную в тишину, — его жена тоже красотка, как считаешь? Вся эта сурьма и пудра. Готова поспорить: покувыркаться с ней одно удовольствие.

12

В конце концов Мехар не выдерживает и показывает своим названым сестрам жемчужины. Близится вечер, и они готовят ужин.

— Это чтобы родился мальчик? — спрашивает Харбанс.

Мехар кивает.

— К третьему урожаю. Так священник сказал.

— А где тогда наши жемчужины? — интересуется Гурлин.

— Может, я больше нравлюсь Май, — говорит Мехар.

— Или тебе больше других нужна помощь, — парирует Гурлин с тихим злорадством.

— А какие красивые, — говорит Харбанс. — В них глядеться можно.

И тут же поддразнивает:

— Разница есть?

В жемчужинах ли дело, или в том, что теперь Мехар представляет себе его черты, но разница несомненно есть. Она ее почувствовала… внизу. Но как бы сказать…

— Точно! — восклицает Харбанс. — По лицу видно!

Мехар смеется, чувствуя, как ее куда-то уносит, и желая этого.

— Вам же рассказывали про поезда? Вот он был как поезд!

— Тупорылые, — произносит Гурлин, пока две другие заливаются смехом, а потом вдруг Мехар холодеет и поднимает голову, как будто принюхивается. Что там творится снаружи?

— Ты гнилой плод гнилого семени!

Май замахивается стеблем сахарного тростника и хладнокровно бьет Сураджа по икрам — у него подгибаются ноги, и он падает, вытянув руки перед собой. Она обрушивает следующий удар поперек его узкой голой спины, а потом еще один, и еще, и еще, пока Сурадж не сдается: он падает грудью на землю и вскрикивает.

Во двор вбегает Джит, за ним — средний брат, Мохан.

— Что ты делаешь! — орет Джит, выхватывая у Май палку.

— Продал двоих из стада и продул все деньги, — говорит Май со смехом, в котором звучит злоба и даже угроза.

Сами слова об этом преступлении, произнесенные во всеуслышание, заставляют ее вспыхнуть от ярости, отобрать палку и треснуть Сураджа по голове. Теперь уже Мохан вырывает у нее оружие и швыряет в сторону.

— Хватит, — говорит Май, как будто это она миротворец, а Джит падает на колени, бережно приподнимает голову брата и осматривает.

— Сбегай за медом, — говорит он Мохану, однако Сурадж отталкивает его руки. Он поднимается на колени и бешено сверкает глазами на мать, которая смотрит на него сверху вниз, и царственность чувствуется даже в том, как она поправляет сбившиеся волосы.

Мехар отпускает планку ставня — и снова становится темно. На глаза наворачиваются слезы. Может быть, она шмыгнула носом, потому что Гурлин спрашивает:

— Думаешь, это твой? Которого били?

«Да, мой», — думает она. Там, где не существует понятия «личное пространство» (о чем Мехар и не догадывается), не проговориться — значит молчаливо выразить солидарность с избитым мужем.

— Откуда мне знать, — отвечает она Гурлин.

Ни в эту ночь, ни в следующую он не требует Мехар к себе. Она лежит в темноте, под боком посапывает Харбанс. Мучительно вспоминать, как он распростерся на земле, сдерживая крик. Будь они вместе, могла бы она отбросить осторожность, поцеловать его раны, прикоснуться к ним губами? Ей кажется, что точно могла бы, и от этой уверенности к ее бедрам приливает влажный жар. Чтобы не дать ему разгореться, она подтягивает колени к груди. Харбанс сонно протестует. Мехар закрывает глаза. Вспоминает тепло прижавшегося к ней тела. Скользит рукой по животу, задирает тунику, пальцы развязывают шальвары, пробираются к волосам. Она вздыхает со сладострастным трепетом и тут же открывает глаза, выглядывая во мраке, не видел ли кто этого.

13

День яркий. Сидя на краю каменной ванны, Мехар обрезает торчащие прутья и вплетает к остальным. Любуется готовой корзиной, перебрасывая из одной руки в другую, после чего возвращается в фарфоровую комнату, где Харбанс режет фрукты. Кажется, она не услышала Мехар.

— Все хорошо, сестра?

Харбанс поднимает голову:

— Ой, извини.

Мехар ставит корзину на бетонную плиту и начинает обшивать кусками джутовой ткани.

— Такой точно должно хватить, — говорит Харбанс и добавляет тоном, будто давно об этом думала: — Сестра мне как-то сказала, что джут привозят с самого Востока. Добираются сюда много дней.

— Ты не рассказывала, что у тебя есть сестра.

Харбанс пожимает плечами: а зачем?

— По-моему, сегодня у нее свадьба.

— То есть как «сегодня»? — Мехар потрясена. — Так почему же, во имя Кришны, ты не поехала туда? Ты должна быть со всеми!

Харбанс отворачивается и принимается за очередную груду фруктов. Май приказала раздать их работникам в поле.

— Май не отпустила? Вот же ведьма.

— Это к лучшему. Представляешь, как родителям пришлось бы выслуживаться перед Май, сколько золота они бы со мной отправили.

Она с силой стучит ножом.