Фарфоровое лето

«Добро пожаловать на аперитив» было написано в окнах большого ресторана. Конрад потянул меня внутрь. Он считал, что мне нужно выпить чего-нибудь горячительного.

Мы сели за последний свободный столик. Конрад стал изучать меню напитков. Мужчина, взявший с газетной подставки «Новую Цюрихскую», подошел к нам с рассерженной миной.

— Вы что, не видите, что на стуле лежат мои перчатки? — спросил он возмущенно. — Это мое место, разве не ясно?

Конрад вежливо извинился. Мы снова встали.

— Вечно эти ужасные иностранцы, — сказал мужчина и уселся.

Мы вышли на улицу.

— В банке разговаривали гораздо вежливее. У тебя завтра много дел?

— Не очень. Плохо только, что скоро мне придется приехать в Цюрих еще раз.

— Что? — воскликнула я удивленно. — Ведь это не было запланировано!

— Да, не было, — ответил Конрад, — но в этом есть необходимость.

— Почему? — спросила я. — Я хочу знать, в чем дело.

У Конрада, рассерженного и разочарованного из-за невыпитого аперитива, лопнуло терпение.

— Послушай-ка, Кристина, я не имею права и не собираюсь ничего тебе объяснять. Довольствуйся тем, что ты смогла поехать со мной, что ты гуляешь по Банхофштрассе и любуешься красивыми витринами, что завтра ты купишь пару мелочей, познакомишься поближе с этим милым городом, что тебе не нужно ни о чем заботиться. Работа — это мое дело.

Я ожидала этой реакции Конрада. Это было одно из его обычных statements[25], которые я ненавижу. Еще недавно я бы просто не стала обращать внимания на это заявление и тут же забыла бы о нем. Это время прошло. Я остановилась как раз под большими швейцарскими часами.

— Я не хочу довольствоваться тем, что ты мне предлагаешь, — сказала я так громко, что пара прохожих замедлила шаги и стала смотреть в нашу сторону. — Я сейчас же хочу знать, почему тебе нужно еще раз в Цюрих. Сейчас же, сию секунду.

Конрад тоже хорошо знал меня. Он понял, что сейчас ему нужно уступить, чтобы не привлекать всеобщего внимания.

— У меня не хватило одного документа, — сказал он тихо. — А теперь пошли.

Мы развернулись и отправились к нашей гостинице. На большой площади, где пересекалось несколько трамвайных линий и где находился банк — тот самый, в котором мы побывали после обеда, — установили гигантский кран. Мужчины в желтых защитных касках работали при ослепительно ярком свете прожекторов.

— Это тебе не кто-нибудь, а швейцарцы, — уважительно заметил Конрад, — они готовят все, чтобы на следующее утро можно было сразу же начать работать.

— Разве ты не поступаешь точно так же? — спросила я. — Убеждена, что, оказавшись в гостиничном номере, ты тут же усядешься за работу, чтобы утром быть во всеоружии.

— Да, это так. Если бы я этого не делал, ты не была бы сейчас здесь.

Теперь я была именно в том настроении, к которому стремилась. В этот вечер Конрад едва ли примется за свою работу.

В гостиничном холодильнике имелся богатый выбор алкогольных напитков. Мой муж утолил потребность в спиртном, налив себе рюмку водки. Потом удобно устроился в кресле, порылся в своем дипломате, выложил шариковую ручку и приготовил блокнот. Я стояла в халате у окна и смотрела на едва различимый берег озера, где серовато-черная январская ночь перемежалась желтыми огнями дуговых ламп. Я ждала. За спиной я слышала шуршание бумаг, тихое поскрипывание ручки. Я слышала, как Конрад взял со стола рюмку и, сделав маленький глоток, снова поставил ее. Время от времени в батарее что-то пощелкивало, из соседнего номера доносился шум льющейся воды. Я отвернулась от окна и взяла свою сумку.

Открыв брошюру, которую захватила из банка, я уселась напротив Конрада. Он не обращал на меня внимания. Я еще раз углубилась в непонятные мне дебри специальных выражений и выбрала отрывок, который показался мне наиболее подходящим.

— «Транснациональный закон управления ценными бумагами упрощается теперь вследствие стандартизации международных норм», — сказала я громко. — Уже давно пора.

— Что? — спросил Конрад. Он отложил исписанные листы и ручку и в крайнем удивлении уставился на меня.

— «Швейцарские банки», — продолжала я, — «имеют, само собой разумеется, опыт в отношении политики вкладов. Кроме того, ноу-хау в международной сфере предопределяет их обширную информацию в вопросах наследования и финансов».

— Кристина, — сказал Конрад, — я нахожу, что это бестактно с твоей стороны смеяться надо мной и моей работой.

— Нет, Конрад, — ответила я, — я ведь вполне серьезно. Скажи мне, пожалуйста, какого документа тебе недостает. Наверное, по делу о наследстве. Или может, по делу об опеке. А может быть, по делу о наследстве и опеке над Бенедиктом Лётцем?

Конрад ответил не сразу.

— Ты заглядывала в папку! Во время полета, ведь так? — спросил он немного погодя.

— Да, я заглядывала в папку, которую ты не хотел мне давать, которую ты хотел утаить от меня. Так же, как тогда, когда ты спрятал дело о наследстве Клары Вассарей под своим дипломатом. Не относись ко мне, пожалуйста, как к посторонней, я — член того семейства, к которому принадлежат Клара Вассарей и Бенедикт Лётц. Мне известно, что Бенедикт — внук Клары. Я с ним знакома.