Фарфоровое лето

— Врожденное, — ответил Руди. — Это неизлечимо. Сейчас уже ничего нельзя сделать. Нужно только беречься, чтобы не было ухудшения. А он не бережется.

— Неужели действительно ничего нельзя сделать? — ввернула я.

— Может быть, он и не хочет ничего больше делать, — сказал Руди. — Честно говоря, я думаю, так оно и есть. Для него лучше, чтобы все оставалось как сейчас.

— Странно, — сказала я. — Что он делает? Учится?

— Не совсем, — ответил Руди. — Сейчас он работает. Но наверное, он снова вернется в университет. Он здорово соображает. Не то что я. Чего он только не читает!

— Вы наверняка тоже читаете, — сказала я.

Руди надул щеки и медленно выдохнул.

— Да, — сказал он нерешительно, — про историю.

— А ваша подруга, что она делает? — спросила я.

— В данный момент таковой не имеется, — сказал Руди. — Будущее покажет.

— А у Бенедикта есть подруга?

— Он трудно сходится с людьми. Кроме того, он предпочитает одиночество. Вы замужем?

— Да, — ответила я. — Мой муж адвокат. Детей у нас нет.

Дальнейшие вопросы казались нам обоим неуместными. Пока мне было достаточно и того, что я узнала. Я решила еще немного погулять с Руди Чапеком.

Доходные дома скрылись из виду. Теперь по обеим сторонам аллеи располагались невысокие домики предместья, в окружении по-осеннему поблекших маленьких садов. Каждый — построенный и разукрашенный на свой лад и все же похожий один на другой. В одном месте тщательно окрашенные палисады сменились деревянным забором. На растрескавшихся досках было написано: «Клеить плакаты запрещено». И все же на них блеклыми пятнами выделялось бесчисленное количество листков с частными объявлениями, прикрепленных кнопками или клейкой лентой. Сгорая от любопытства, я подошла и попыталась через щель разглядеть, что находится за забором. Странное круглое строение, тоже из дерева, с облупившимся цветочным орнаментом, широкие отверстия в виде арок забиты картоном. Карусель. На картоне виднелись темные потеки, казалось, что он держится лишь благодаря им. Справа от круглого строения стоял заржавевший остов из стали, на нем висело двое качелей в виде лодочек. Прут, на котором крепилась одна из лодочек, был выгнут, создавалось впечатление, что непонятная сила вздымает ее к небу. Везде валялись какие-то обломки, покоробившаяся от дождя и непогоды рухлядь. Под нею можно было различить полозья больших саней. Тут же бродила кошка, она была серой и тощей. Внезапно она вскочила в одну из лодочек, та тихо поскрипывала, но не двигалась. Еще раз показалась голова кошки, ее передние лапы вцепились в темную жесть, казалось, что она хочет раскачать качели. Потом она исчезла окончательно. Я не заметила, что мой нос оказался прижатым к щели, лишь когда я отвела голову назад, то почувствовала, что он болит.

Мной овладела странная подавленность. Я совсем позабыла о Руди.

Стало накрапывать. У меня не было с собой зонтика, и я повязала на голову платок. Руди поднял воротник и спросил, не хочу ли я повернуть назад.

— Нет, — ответила я, — пошли дальше, расскажите мне что-нибудь, все равно что.

Он немного подумал. Потом начал отрывистыми фразами рассказывать о своей матери. О ее болезни, о том, как она умирала, о трудном времени после ее смерти. О своем знакомстве с Бенедиктом, о его переселении в их дом.

— У него нет родителей? — спросила я.

— Вообще-то нету, — ответил Руди. — Может быть, где-то еще есть мать. Он не говорит об этом.

— Я не верю, что мы с ним родственники, — сказала я.

Руди испытующе поглядел на меня.

— Я тоже не верю в это, — сказал он. — Мне не понравилась Венеция, — добавил он. — А вам она понравилась?

— Да, — ответила я. — Я приезжаю туда каждый год.

Казалось, Руди огорчился из-за того, что наши мнения о Венеции не совпали. Какое-то время он шел рядом со мной, не говоря ни слова.

— Бенедикт тоже хочет снова побывать в Венеции, — сказал он спустя некоторое время. — Только один. Ну и пусть. Посмотрим, как далеко ему удастся добраться одному.

— Что общего между ним и Агнес?

— Она была очень хорошо знакома с его матерью. Подробностей я не знаю. Не расспрашивайте меня об Агнес.

— Вы ее недолюбливаете?

Руди пожал плечами.

— Она меня недолюбливает. И это взаимно. Так все-таки вы хотите встретиться с Бенедиктом или нет? Я ему еще ничего про вас не рассказывал. Если не хотите встречаться с ним, я ничего о вас не скажу.

— Почему, Руди?

Он не ответил. Дождь усиливался, теперь аллея почти совсем опустела. Мы с Руди шли быстро, наклонив головы, чтобы защититься от холодного ветра. Вокруг нас быстро возникали большие лужи, вода брызгала нам на брюки. Тяжелые капли текли по ногам в туфли. Я благоразумно решила, что пора заканчивать прогулку. Важных сведений от Руди ждать больше не приходилось.

— Вон впереди киоск с сосисками. Там бывают отличные кезекрайнеры. Вы же их наверняка любите.

— Кезекрайнеры, — сказала я и сглотнула слюну, — очень люблю.