Читаем Фарфоровое лето полностью

— Как всегда, — сказал Руди толстой особе, которая стояла у дымящегося котла. Кезекрайнер был колоссальной величины. — Осторожно, жир капает, — сказал Руди. Он еще не успел договорить, когда на моей потемневшей от влаги шерстяной куртке появилось еще более темное пятно. Жир стекал по подбородку. Я отставила руку и держала колбаску в вытянутой руке. Мне вспомнился Конрад, и мысль о том, что он может увидеть меня сейчас, показалась мне очень забавной. Конраду никогда бы не пришло в голову повести меня к киоску с сосисками. Внезапно я поняла, что колбаска очень вкусная. Что толстый кусок свежего хлеба чудо как хорош. Что горчица и хрен приятно обжигают небо. Что нежное щекотание лимонада из жестяной банки доставляет мне удовольствие, что мой локоть чрезвычайно удобно опирается на прилавок перед окошечком, что Руди молод и я тоже. Что я нахожусь в другом, чуждом для меня мире и он нравится мне.

— Давай перейдем на «ты», — предложила я Руди. — Меня зовут Кристина.

— Руди, — сказал Руди Чапек, что было лишним, и чуть не подавился куском, который он как раз пытался проглотить.

— Я заплачу, — сказала я.

— Об этом не может быть и речи, — ответил Руди, — я же тебя пригласил.

— Тогда в следующий раз буду платить я, — сказала я.

— Хорошо, — сказал Руди и просиял, — в следующий раз — ты.

Я сказала, что мне уже пора, что прогулка мне очень понравилась. Руди решил проводить меня до трамвая. О Бенедикте Лётце мы больше не говорили.

Нам пришлось довольно долго ждать трамвая. Я разрешила Руди на днях позвонить мне, готовая к тому, чтобы тот, другой, мир приблизился ко мне. Все должно происходить само собой, без усилий с моей стороны. Что произойдет, то произойдет, что не произойдет, о том не стоит и жалеть. Я была убеждена, что все у меня складывается просто великолепно.

— Немного же ты от меня узнала, — сказал Руди, когда появился трамвай. — Но сейчас я вспомнил вдруг еще кое-что. Возможно, это тебе ни о чем не говорит. Его бабушку звали Клара.

Подножка была влажной от следов пассажиров. Иначе невозможно объяснить, почему я оступилась, залезая в трамвай. Руди бросился ко мне, чтобы не дать упасть.

— Что за дурацкая неловкость, — сказала я и, уже войдя в вагон, помахала ему рукой.


В вестибюле стояли черные деревянные кресла, маленькие круглые столики, вешалки, на которых висели укрепленные в рамках газеты. Стены были обклеены старыми плакатами. Лампы дневного света отбрасывали мягкий свет, создавая приятную обстановку. Было тепло. Я решила, что могу немного посидеть здесь. Сняла пальто и взяла себе газету. «Сначала читают передовицу, а потом обзор событий дня», — объяснил мне Конрад еще в начале нашей семейной жизни, я никогда не придерживалась этого правила, но почему-то вспомнила о нем сейчас. Мне захотелось прочитать обзор событий дня, но мой взгляд механически скользил по строчкам метеосводки: мороз, температура до минус двенадцати градусов. Появился мужчина и приветливо спросил:

— Вы ждете, когда принесут книги? Они уже здесь.

— Спасибо, — сказала я и поняла, что нужно идти дальше, хотя я не ждала, когда принесут книги.

Я надеялась, что приветливый мужчина снова уйдет и я смогу еще посидеть и почитать о морозе и о минусовой температуре. Но он подошел к одной из витрин и стал аккуратно перекладывать старые книги. Тянуть дальше не имело смысла. Через дверь с матовыми стеклами я вошла в соседнее помещение.

За письменным столом у лампы с зеленым абажуром сидела симпатичная дама, обширные стеллажи были заполнены множеством маленьких ящиков. Значит, я оказалась в помещении каталога. Отсюда можно было пройти в читальный зал, к абонементу и в ту комнату, где сидели сотрудники, составлявшие новые и переделывавшие старые каталоги, именно туда я и хотела попасть.

— Вам помочь? — спросила симпатичная дама, и я ответила, что ищу одну книгу, но не знаю, как ее заказать.

Может быть, она вызовет сотрудника из задней комнаты, подумала я, меня бы это устроило, потому что я сомневалась, что сумею в нее проникнуть. Однако симпатичная дама сама показала мне, что следует сделать, при этом она проявила большое терпение, потому что я не сразу все поняла. Наконец мне удалось правильно заполнить бланк, вписав в него название и номер тома, который был мне совсем не нужен.

— Нажимайте посильнее, — сказала дама, — копии должны быть разборчивыми.

Я с готовностью кивнула и отдала бланк.

— Подождите час, — сказала дама, — книгу пришлют со следующим поступлением.

Теперь я могла бы вернуться к деревянным креслам и метеосводке, но это было бы трусостью чистой воды.

— Можно мне пока… — спросила я и махнула рукой в сторону читального зала. Дама разрешила. Я на цыпочках прошла между длинными столами, за которыми, склонившись над книгами, сидели читатели. Я не глядела по сторонам и тем не менее чувствовала на себе множество благодарных взглядов людей, получивших короткую передышку. Так я дошла до противоположной стены. В ней находилась дверь, она вела в комнату, где работал обслуживающий персонал. Я постучала и сразу же вошла.

Перейти на страницу:

Все книги серии Австрийская библиотека в Санкт-Петербурге

Стужа
Стужа

Томас Бернхард (1931–1989) — один из всемирно известных австрийских авторов минувшего XX века. Едва ли не каждое его произведение, а перу писателя принадлежат многочисленные романы и пьесы, стихотворения и рассказы, вызывало при своем появлении шумный, порой с оттенком скандальности, отклик. Причина тому — полемичность по отношению к сложившимся представлениям и современным мифам, своеобразие формы, которой читатель не столько наслаждается, сколько «овладевает».Роман «Стужа» (1963), в центре которого — человек с измененным сознанием — затрагивает комплекс как чисто австрийских, так и общезначимых проблем. Это — многослойное повествование о человеческом страдании, о достоинстве личности, о смысле и бессмысленности истории. «Стужа» — первый и значительный успех писателя.

Томас Бернхард

Современная проза / Проза / Классическая проза

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары