В день поездки, в один из будних дней в середине июля, стояла солнечная погода. После уроков Елена сразу же поехала к Кларе. Ей пришлось поломать голову над своим гардеробом, накануне вечером она разложила на кровати одежду, все, что хотя бы отдаленно напоминало о модном спортивном стиле, и начала комбинировать. Возможностей было немного. Елена выбрала лучшие с ее точки зрения вещи: серую юбку, красную блузку и темно-серую вязаную кофту; некоторое время она вертелась перед зеркалом, отражавшим молодую стройную фигуру и лицо, казавшееся значительно старше этой фигуры. Расстроенная, Елена купила красный берет. Когда она надела его, сдвинув на левое ухо, то не могла не засмеяться, глядя на свое отражение. Лицо помолодело. Она была довольна.
Плохая оценка за диктовку, ужасающе плохо написанную Лоизи в тот день, чуть не сорвала поездку. Тем не менее он появился в своих измазанных, все еще слишком больших для него кожаных брюках, которые болтались на тощем теле и едва держались на лямках, постоянно соскальзывающих с плеч на короткие рукава красно-белой полосатой футболки. В руке у него был темно-синий пакет из-под сахара, в котором теперь находились два куска хлеба, густо намазанных маргарином.
— Потому что нам от них ничего не нужно, — заявила Роза Брамбергер.
Клара выглядела так, как будто сошла с картинки модного журнала. Голубое платье из шелкового джерси плотно облегало фигуру до бедер и лишь там расходилось легкими фалдами, линии талии и круглого выреза были отделаны синим, их цвет сочетался со множеством маленьких обтянутых материей круглых пуговиц и с платочком, беззаботно выглядывающим из кармашка. Но больше всего Елене понравилась короткая белая летняя накидка, которую Агнес, погладив, поспешно принесла хозяйке, а та легким движением набросила на плечи.
— Поехали, — сказала Клара, — чего же мы ждем?
Они весело заспешили через сад к воротам. Оглянувшись, Елена увидела, что Агнес стоит у окна.
Им нужно было пересечь весь город. Пока они ехали через свой район, Лоизи, сидевший рядом с Артуром Гольдманом, с гордостью демонстрировал знание всех без исключения названий переулков. Потом он замолк и вытащил из бумажного пакета один из бутербродов. Артур Гольдман озабоченно взглянул на светлую кожаную обивку, но Лоизи заявил, что он вытрет руки о штаны.
В тот день для Елены Лётц все совершенно преобразилось. Она сама была другой, совсем не той, которую еще два часа назад донимали невнимательные ученики; изменились и улицы, это были не те пыльные улицы, по которым она ежедневно ходила: люди на этих улицах тоже казались другими, не теми, бедности которых она старалась не замечать; и дома были другими, совсем не теми домами с застоявшимся запахом отбросов, сырости и плохой пищи, который вызывал у нее отвращение. И небо, и воздух, и солнце были другими, веселыми и светлыми, от них исходило ласковое тепло, они казались близкими и ясными.
Продолжая жевать, Лоизи попросил прибавить газу. Артур Гольдман попытался объяснить ему, что в черте города нельзя превышать скорость тридцать километров в час. За городом можно будет ехать быстрее. Лоизи сообщил, что, по мнению его отца, машин стало теперь так много, что новый зеленый автомобиль господина Гольдмана уже не представляет собой ничего особенного. Но ему, Лоизи, эта машина нравится больше всех других.
— В Вене сейчас уже тридцать семь тысяч автомобилей, — сказал Артур Гольдман, — тут уж «Адлер», действительно, не бросается в глаза.
Елена спросила, куда они едут.
— Сами не знаем куда, — ответила Клара. — Ты понимаешь, в чем тут противоречие, Елена? У тебя есть цель, и она тебе неизвестна. Мне это нравится.
— Тогда легче найти объяснение, если не достигаешь цели, — сказал Артур. — Извини, Клара, я не имел в виду тебя лично.
Клара промолчала. Достала из сумки солнечные очки и надела их. Казалось, что она хочет укрыться за ними.