Фарфоровый птицелов

Худенькая Луна наконец вспомнила о своих обязанностях. Даже на ущербе старушка щедро заливает всё вокруг голубым сиянием. Мир всем! Сижу, любуюсь — грандиозная мистерия разыгрывается, и у меня такое чувство, будто я единственный зритель. «Ночь тиха, пустыня внемлет Богу…» — огромное спасибо Лермонтову за стих. Огромное!

Ко времени моего существования уже на все случаи жизни всё было сказано выдающимися людьми. Как хорошо! Мне можно просто затаить дыхание и помалкивать. Чем я и занимаюсь, долго и с удовольствием. Как заснул, не помню. Палатка так и простояла пустой всю ночь. Проснулся ранним утром от какого-то шума. Поднимаюсь — убегает рыжая дворняжка с моей «высокооктановой» колбасой в зубах. Ещё одна маленькая чёрно-белая собачка потащила куда-то остатки хлеба. Банка сгущёнки перевёрнута. Порядок! Можно не утруждать себя с завтраком. Ничего, ничего. Всё к лучшему, приятно ведь, что ты хоть кому-нибудь да оказался нужен и полезен. Собачкам не так уж часто перепадает что-нибудь вкусное. Позавтракаю в какой-нибудь забегаловке очень нечужого мне города Т.

Беру полотенце и мыло и иду к речке. Напеваю предурацкую песенку: «По улицам ходила большая крокодила». Я всегда просыпаюсь с какой-нибудь мелодией в голове: песенкой или арией, или маршем, или ещё чем-то. Проследить, кто это так заботится о моём утреннем настроении, невозможно. Вкладывается музыка чьей-то незримой волей, и всё тут. Со снами это абсолютно не связано. С тем, что я делал и о чём думал вечером, тоже. Предугадать, что будет звучать в голове утром, нечего и пытаться. В молодости это меня только развлекало: «Забавно, — думал я, — иметь такого музыкального наставника, интересно, у всех он есть или это только моё уникальное свойство?» Но позже стал раздражаться: как-никак, это вмешательство в мою внутреннюю жизнь, интервенция. Такой ли уж я хозяин у себя в голове? Ведь я не знаю, какая мысль родится в ней ну, скажем, через полчаса. Ложась спать, не знаешь, что тебе приснится. Не знаешь также, какие твои воспоминания подсознание вздумает стереть, заботясь о тебе на свой таинственный лад, и, наконец, какую и зачем мелодию тебе подсунут утром. Таким образом, если ты и владеешь своей головой, то всё-таки наряду с невидимыми и неподконтрольными тебе силами. По-моему, это безобразие.

Перебиваю дурацкую песенку другой, совершенно непохожей: «Уймитесь, волнения, страсти, уймись, безнадежное сердце!» Постепенно мелодии, повоевав друг с другом, взаимоуничтожаются. Умываюсь и привожу себя в порядок.

Давно я не был в Т, как он изменился! Всюду понатыканы ресторанчики, нотариусы, салоны красоты. Такое впечатление, будто на каждую несчастную душу населения приходится по три салона, пять нотариусов и десять ресторанчиков. Да и ещё по двадцать пять аптек. И по тридцать три машины. Кажется, теперь все города этим живут. В ресторан не хочу — «рай для нищих и шутов», нахожу себе простецкую харчевенку и съедаю простецкую еду — салат из помидор и два шашлыка. Превосходнейший завтрак! Пришпориваю свои полторы лошадки и покидаю чудный город Т. Но теперь дорога уже — не паркет: идёт реконструкция, сплошные ухабистые объезды — и себя жалко, и мопедик! Добираюсь к цели путешествия только вечером. Порядком истерзанный. Ночую в палатке. Я заметно поумнел с прошлой ночи — купленные в городе Т продукты после ужина аккуратненько сложил в изголовье. Заснул мгновенно.

Проснулся рано, только-только рассвело. Шум реки. Мрачные гранитные стены. Всё абсолютно такое, каким я себе и представлял. Вот он, каменный коридор, таинственный и, как в детстве казалось, таящий какую-то угрозу. Вот она, мощная матово-опаловая вода с узорами пены, спокойная, вечная, самодостаточная. Достиг. Не верится. Как-то странно всё и обескураживающе. Неужели наяву? Так просто? Промелькнула мысль: «А может быть, зря всё это? Может быть, утрачу больше, чем приобрету? Вот пройду, и не будет у меня прекрасного видения, моего и только моего таинственного каньона, столько лет жившего в памяти манящей загадкой. Впрочем, нет, братец, нечего разводить “малодушную психиатрию”, пройди и точка. Столько ехал!»

Умывание. Завтрак на траве. Теперь надо куда-то пристроить мопед на время моей экспедиции. Подъезжаю к первой же крайней избе деревушки К. На мой сигнал выходит заспанный мужик лет сорока в трусах и в галошах. Знакомимся. Объясняю, чего хочу. Толеу, он же просто Толик, всё сходу понимает, отстраняет протянутую мной новенькую денежку: «Не боись, гуляй, вот ставлю под навес твой кадиллак, будет под охраной самого Султана». Кудлатый меланхоличный Султан даже и не подумал на меня залаять или зарычать. Толик почесал грудь и предложил: «А то может не пойдёшь, чего ты там потерял? У меня огурцы, помидоры, купим пузырь?» Вот такие очертания может принимать пенье сирен. Но я крепко привязал себя к мачте, машу рукой: «Хоп!» Всё! Как говорят моряки: «Кливер поднят, за всё уплачено!»