Фарфоровый птицелов

Возвращаюсь на грешную землю. Нет, хорошо уезжать! Даже очень хорошо! Позади у нас… Что там у нас позади? Ворочается, клубится громадное косматое чудище — мегаполис — вместилище человеческих судеб, страстей, заблуждений, откровений, завистей, ревностей, суеты, жадности, тщеславия, сомнений, страхов, надежд и разочарований. Снуют мириады машин, звонят телефоны, клокочет спускаемая в туалетах вода, пьётся кофе, звучат жаркие признания и унылые ламентации, делаются карьеры, тысячи несчастных ударяются в запой, тысячи вожделеют квадратных метров и евроремонтов, тысячи хлопают дверью и уходят навсегда, тысячи возвращаются и каются, тысячи, тысячи, тысячи… «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». При этом из пасти чудища ещё и разит бензиновым перегаром! Окаянное варево, нашпигованная элетроникой трясина, сладкий яд. Прощай, прощай, комфортабельное рабство! Вези меня подальше от всего этого, мой обтекаемый синенький ишачок! Подальше от всех этих «владык, несущих страх, и рабов, метущих прах» — спасибо за стих Шарлю Бодлеру.

Однако! Каких высот вы, милорд, достигли в брюзжании! Город им, видите ли, не нравится! А сами-то едете на мопедике с бензиновым двигателем, а в нагрудном кармане неплохой смартфон и в рюкзачке очень современная компактная газовая плитка — что бы вы без всего этого делали?

Ладно, молчу. Ландшафт постепенно меняется. Через полтора часа мы с мопедом проезжаем плотину и водохранилище. Местность здесь когда-то была слегка гористой, поэтому берега водохранилища замысловато изрезаны и кое-где утыканы красно-коричневыми утёсами. Бывшие сопки своими верхушками при затоплении образовали группки островков. Всё это вместе с синей гладью воды являет собой превосходное лакомство для глаз. Я не отношу себя к пуританам, поэтому сворчиваю и нахожу местечко на каменистом мысе, сильно вклинивающемся в водный простор. Против моего мыса метрах в пятидесяти — продолговатый островок. Решено: плыву, высаживаю десант из одного отважного авантюриста, захватываю остров и присваиваю ему название. Вода не успела прогреться, даром что июль. Плыву заполошно, всеми доступными мне стилями, привыкаю к воде, вот уже привык. Странно, мне всё время приходится чуть-чуть забирать влево. Течение! Вода живёт своей жизнью. С берега не было заметно, что она движется. Приходится грести с учётом течения. Добрался. Высадился. Доволен собой. Мечтал о необитаемых островах — получай, самый что ни на есть необитаемый! Если не считать чайки, которую я спугнул. Походил по острову босиком — колючий. Так и назову: «остров Колючий». Неплохо звучит: «Губернатор острова Колючий». Жаль, губернатору никто не подаст белоснежного катера, и придётся грести и грести ручками, забирая теперь уже вправо. Бросаюсь в воду. Гребу. Тружусь. Нельзя, чтобы меня протащило течением мимо моего мыса. Поработал руками и ногами. Не унесло. А могло. От этой мысли сразу стало неуютно. Даже в ногах слабость появилась. Тьфу! Первобытный страх. Как будто столкнулся с проявлением беспричинной враждебности со стороны Пространства. («Оно огромное. Оно безжалостное. Оно меня не любит».) Знаю, чепуха и дикарство, но сидит, сидит во мне реликтовый обычай наделять стихии человеческими чертами.

Хорошо всё-таки на твёрдой земле, никуда никаким течением не сносит. В путь!

Покуда я ехал и купался, наше дневное светило на месте не стояло, карабкалось, и вот оно почти в зените, встречный воздух уже не ласкает разгорячённой физиономии, нет, он дует, как из вагранки, — сущее пекло! Но меня это только радует, ведь это настоящее подлинное солнце, настоящее подлинное пекло и местность вокруг — безлесые невысокие горы с торчащими челюстями скал — настоящая, подлинная, не какая-нибудь картинка на мониторе.