Фарфоровый птицелов

Припекает, припекает солнышко, старается, лезет из кожи вон. Шлем мой нагрелся, голова, как в печке. Именно от того, что вода кончилась, жажда становится нестерпимой — полцарства за глоток! Вспомнилась индийская жара. Брёл я там как-то пешком из рыбацкой деревушки к автобусной трассе. С индийским солнцем вообще ничто не сравнится — миллион паяльных ламп! Через четверть часа — седьмой пот. И тут — крохотная лавочка. Из полумрака девчушка протянула ледяную зелёную бутылочку: «Тен рупис!» Незабываемое было ощущение. Незабываемое. Где ты, ледяная зелёная бутылочка из Беламбера, неземное блаженство за десять рупий? Выжимаю из мопедика всё, на что он способен, потерпи, ишачок! Сейчас перевалим невысокие горки, а там — и станция.

Историческое место открылось после долгого пологого спуска: долина, речушка, горсть домишек. На железнодорожном переезде пришлось пережидать длиннющий состав из одних цистерн. Состав погромыхивал не торопясь, куда ему спешить, он пить не хочет. Мало того, магазинчик при станции оказался закрыт на обед, ждать надо сорок минут. Похоже, маловато я посулил: «полцарства за глоток», — надо было всё царство! Пожадничал, вот и засыхаю теперь на корню.

Сорок минут тянулись, как сорок дней. Наконец пришла хозяйка, настоящая гоголевская Солоха, кровь с молоком, на груди играет острыми лучиками килограммовый кулон в виде черепахи, осыпанной рубинами, изумрудами и сапфирами.

— Что, только бутылку воды, и всё? Из-за этого ждал меня? Ну, чудак! Тут же сто метров пройти — и колонка, там все всегда и пьют.

Ладно, не догадался, что поделаешь, туповат. Зато и пил же я! Пил, пил и пил — такыр, дождавшийся дождя! Взял в запас бутылку. Теперь надо напоить свои полторы лошадки. К счастью рядом заправка. Напоил. Впереди речка и мост. Речушка мелководная. Еду вдоль неё, выбираю удобное местечко с тенистым кустарником. Располагаюсь. Сдираю одежду. Погружаюсь в прозрачную, сладостно журчащую воду. Вода прогрета до восхитительной температуры. Похоже, тридцать шесть и шесть. Тело становится невесомым, парю над подводным царством. Пёстрые камешки на дне, стайки мелких рыбёшек с чёрными спинками, водоросли. Блаженство. Нет! Несправедливо думал я о Пространстве. Вот как надо думать: «Оно огромное. Оно добродушное. Оно неплохо ко мне относится». Вылезаю из воды через час. Расстилаю плед. Вдали чуть слышно шумит трасса, бегут разноцветные игрушечные машинки. Ветер присмирел, почти не чувствуется. Высятся горы вдали, немые и глубокомысленные. Многотысячный оркестр кузнечиков выводит своё бесконечное: «циги-циги, циги-циги, циги-циги». Всё это накрыто невероятных размеров голубым куполом. И в самом центре этой роскоши — моя персона. Недурно устроился, ей-богу! С этим приятным чувством я прикорнул, положив под голову рюкзак, и проспал целых три часа. Не ожидал от себя такой выходки. Дело-то уже к вечеру. Надо ехать, впереди ещё порядочное расстояние.

Добираюсь до пункта Т уже в сумерки. Фара что-то не включилась. Еду, как тать. Всё у меня заранее продумано: переночую в палатке в укромном местечке на северной окраине города. Когда-то школярами ходили туда покупаться, побродить по невысоким холмам.

Замечательно всё вышло. Только с палаткой пришлось повозиться. Ночь начиналась без луны. Спас фонарик, встроенный в телефон. Долго путался в шнурах и колышках, но в конце концов нечто кособокое всё-таки получилось. Вот когда я вспомнил, что целый день не ел — не хотелось. Зато какой я себе отгрохал ужин под звёздами! Четыре составляющих моего несчастного существа редко живут в согласии: это окаянное Тело вечно подводит в самые ответственные моменты, эта окаянная Душа просто умотала своими причудами, сколько от неё проблем, этот окаянный Интеллект своими ошибками просто в гроб загоняет, этот окаянный Дух сам не знает, чего хочет, и тиранит поминутно. Но вот подаются им всем четверым отлично заваренный чай со сгущёнкой, ломтики ржаного хлеба и сыровяленая твёрдая колбаса, пахнущая тоньше и обольстительнее, чем розы Шираза. Ах! Вот и восстановлено гармоническое единство Тела, Души, Интеллекта и Духа. Ишь, как уписывают, окаянные! На зло всяким физиотерапевтическим доктринам я наелся и напился на ночь, как Гаргантюа и Пантагрюэль, вместе взятые.

Любуюсь переливающимися огнями города и перемигивающимися звёздами. Уютнейшая спальня у меня! Каюсь, иногда я очень не прочь похвастаться. Увы-увы, так мало подворачивается поводов для этого! Вот и сейчас очень хочется сказать кому-нибудь: «А ведь согласись, старина, гениально у меня получилось с ночлегом, а?» Некому. Ладно, обойдусь. Видно от того, что поспал днём, спать не хочется. Да ещё звёзды! Если б я бухгалтером не был, я бы стал бы звездочётом. Прошу прощения у Маяковского за плагиат. Но я это искренне сказал. Есть же счастливчики, чья обязанность — ночи напролёт смотреть в телескоп на звёздные скопления, туманности и галактики. Эта бездна засасывает ещё почище скалистых каньонов. Заглянуть бы — что там дальше? Но тут, боюсь, даже мой синенький мопедик не поможет. Жаль-жаль.