Фарисей

На Регине тоже было голубое платье, когда она навестила его в субботу. Платье в цвет штор. Они с Гришей дремали после обеда. Заглянул кто-то из ходячих и передал записку от нее. Станислав Сергеич ополоснул лицо холодной водой и не вытираясь поспешил на улицу. Жена шагнула ему навстречу с таким радостным лицом, так нежно потерлась щекою о его плечо, что у него защипало глаза, наверно от нахлынувших сентиментальных воспоминаний. Он обнял ее за плечи, и они углубились в парк.

– Ты прямо как из журнала мод! – сказал он. В небесного оттенка платье с пышными рукавами и глубоким декольте и в кокетливо сидящей на золотистых волосах кружевной шляпке она действительно выглядела чертовски элегантно.

Услышав комплимент, Регина победоносно улыбнулась, однако сочла его вполне заслуженным: не зря ведь полдня торчала в парикмахерской, укладывая волосы и делая маникюр, – и это в такую-то жару!..

Они устроились на скамье под огромной черемухой, на которой уже начали буреть обильные гроздья ягод.

– Я принесла тебе все витаминное и очень полезное, – заботливо говорила она, поочередно вынимая из рокового импортного пакета целлофановые прозрачные мешочки со снедью. – Вот помидоры, зелень, а это огурцы, сулугуни… Все промыто, так что ешь спокойно! – и преданно заглянула мужу в глаза.

Пожалуй, чуть переигрывает… С досадой отметил Станислав Сергеич. Слишком уж преданная супруга!..

А Регина продолжала мило щебетать, ни единым словом не касаясь предыдущего своего посещения:

– Веришь, Славик, мне телефон оборвали – твоим здоровьем интересуются! Я и не предполагала, что ты у меня столь популярен… – смущенный смешок. – Я, конечно, благодарю всех за участие, но отказываюсь дать твои координаты под тем предлогом, что мужчина не любит показываться в минуты слабости…

– Это правильно.

– Особенно переживают ваши дамы. Очень их волнует твое самочувствие… – ее непринужденный светский тон не содержал ни малейшего намека на ревность.

Он кивал, не очень-то прислушиваясь к словам жены, однако его завораживал тембр ее хорошо поставленного «преподавательского голоса», ритмика произносимых ею фраз, красивый изгиб загорелой до персикового тона шеи. Ему вдруг нестерпимо захотелось коснуться рукою обнаженного плеча Регины, и он осторожно провел пальцами от ее уха вниз, к плечу…

Она продолжала говорить, словно ничего не замечая. А Тропотун тут же стал раздумывать о том, что предаваться радостям бытия в его положении просто безнравственно, ибо пора подумать и о душе… Он поспешно отдернул руку от шелковистого плеча жены, и снова Регина сделала вид, что не обратила на это внимания.

– …в воскресенье Аллочка приглашала на дачу. Ты не возражаешь? У нас такое лето короткое! Хотя бы искупаюсь в водохранилище – вода двадцать три градуса…

Вот уж кто не страдает от отсутствия темы разговора!.. С иронией сказал себе Станислав Сергеич. Лепит первое, что в голову придет, – и неплохо получается…

– …в понедельник заседание кафедры. Этот педант Подорожников – нет, надо же такую фамилию иметь! – По-до-рож-ни-ков… Ха-ха! Непременно будет рассусоливать часа два, хотя все и так всем давным-давно ясно. Я приду во вторник. Ты мне позвонишь, что тебе принести? – и она вопросительно посмотрела на него. – Если ты хочешь, я конечно и в понедельник приеду… Тебе здесь очень тоскливо, да?..

– Только не надо жертвоприношений, – сказал Тропотун.

– Ну зачем ты так? – обиделась Регина.

Сошлись на вторнике.

С Верой дело обстояло сложнее. Она все-таки посетила его в воскресенье, но для этого Станиславу Сергеичу пришлось потрудиться.

Он прогуливался по центральной аллее. Она заявилась в вызывающе розовых брюках и широчайшей сиреневой блузке навыпуск. На ее язвительно-неприступном лице было написано, что женщина исполняет свой христианский долг в отношении бывшего любовника. Станислав Сергеич смиренно принял ее позу и, пустив в ход все свое обаяние, сумел мало-помалу растопить лед отчуждения.

– Почему ты не расскажешь про обследование? – спросила наконец она. – Выглядишь ты хорошо (тьфу! тьфу! тьфу!).

И тогда Станислав Сергеич вздохнул свободно – Вера его простила! Он посмотрел в ее оттаявшее лицо и сказал:

– Я не ощущаю себя больным… Это глупо, да?..

В ее присутствии на него вдруг опять снизошло то особенное и приятное состояние, когда тебя словно бы приподымает над бренной землею и возносит, возносит куда-то… Единожды примерив роль великомученика, от нее трудно потом отказаться. И – не мог же он ударить в грязь лицом перед собственной любимой женщиной!.. В двух словах обрисовав больничную рутину, Станислав Сергеич сделал изящное фразеологическое па и переключился на общефилософские проблемы. Он элегантно оперировал понятиями Жизни и Смерти, Любви и Ненависти, не забыв упомянуть о Сострадании, Милосердии и Общечеловеческой Любви. И, странное дело, смелая ироничная Вера завороженно внимала его монологу, словно не замечая, как Станислав Сергеич все выше и выше поднимается по ступеням невидимого пьедестала…

В четвертом часу пополудни Тропотун выбрался в парк.