Фарисей

В ответ Станислав Сергеич хотел было сказать что-нибудь обидно-остроумное, но внезапно увидел приближающихся к нему по тропинке Гришу и Блаженного Федора. «Брысь…» – зашипел он, быстро поворачиваясь к упырю, но того уже и след простыл.

– Здравствуй, Слава! – сказал Федор, пожимая его руку. – Ни за что не разыскал бы тебя, да вот Григорий Ильич любезно согласился проводить.

При этих словах Григорий Ильич напыжился и расцвел.

– Я что… я ничего… делов-то… – забормотал он, глядя на Федора почти с обожанием.

Почему русские так любят блаженных?.. Подумал Станислав Сергеич, окидывая Федора придирчивым взглядом: рубаха навыпуск, подпоясанная веревочкой, мятые штаны госпошива, сандалии на босу ногу и соломенная шляпа типа канотье, из-под которой торчали его пышные, тронутые сединой патлы. Интересно, на какой помойке он откопал этот шляпный экземпляр?.. Вполне искренне спросил себя Тропотун. Прямо музейный экспонат….

– Спасибо, что навестил, – сказал он, – присаживайся!

– И вы садитесь, – пригласил Федор Гришу, кивая на скамейку.

– Жена придет, – с досадой пояснил тот, а она у меня женщина серьезная… – и он зашагал обратно, всей своей спиною выражая глубокое сожаление.

– Ты тут вроде обжился, – сказал Федор осматриваясь. Он снял свою уникальную шляпу и определил ее на сломанную перекладину скамейки, а потом заглянул Станиславу Сергеичу в глаза.

Этот испытующий взгляд, казалось, проник через зрачки в самое нутро его существа, и Тропотун поспешно отвернулся и стал прикидывать, какую тему для разговора избрать. Не найдя ничего лучшего, он начал описывать бывшему сокурснику обитателей онкологического отделения, потом переключился на умершего мужчину, потерял искренний тон и сбился на патетику. Особенно ему понравился собственный рассказ о пережитых ночью ужасах – это говорило о глубинах его натуры и к тому же солидно звучало. Но при этом Станислав Сергеич вовсе не хотел выглядеть нытиком, наоборот, он стремился подчеркнуть собственную несгибаемую волю и непреклонное мужество.

Блаженный Федор слушал, не перебивая. Более того, глаза его неоднократно наполнялись слезами. Когда польщенный таким вниманием Станислав Сергеич закончил свою исповедь, он схватил его руку и горячо заговорил:

– Это хорошо, что ты здесь! Радуйся! В этом знамение…

Удивленный подобной реакцией, Тропотун чуть отодвинулся от него.

– Да-да, радуйся! – Федор придвинулся к нему, пожирая фанатично блестевшим взором. – Ты избран – и это твое испытание!..

Совсем псих… Растерянно подумал Станислав Сергеич, снова незаметно отъезжая по сиденью от Федора.

– Какое испытание? – спросил он ровным голосом. – Я тебя не понимаю. Ты хоть в Бога-то веруешь?

– Это неважно! Я за плюрализм в вере. Видишь ли, каждый человек, а если взять шире – каждый народ, имеет своего Бога. Мы, русские, – православного. Но ведь и католики, и кальвинисты, и лютеране, и квакеры это тоже христиане. А есть еще мусульмане, буддисты, язычники, наконец мистики… У них у всех существует собственная идея Бога. То есть на мой взгляд, Бог воплощается в каждом народе по-своему. Поэтому к познанию Высшего Существа имеется бесчисленное количество путей: христианство, буддизм, йога, магометанство…

– Понятно, – мрачно сказал Станислав Сергеич. – Для тебя Бог – абстрактная идея.

– Не идея, а чувство, – возразил Федор. – Я нахожусь с Ним в постоянном контакте.

– А, ну да… – со скрытым сарказмом кивнул Тропотун.

Так и есть! Сказал он себе с оттенком удовлетворения. Типичный шизофреник. Новый Мессия из кочегарки!..

– И за что же мне ниспослано испытание? – спросил он вслух.

– Не «зачто», но «для чего»! – поправил Федор. – Чтобы, приняв страдание, ты потом пришел к Богу.

– Неужели для этого нужно умереть? – устало сказал Станислав Сергеич.

– То, что с человеческой точки зрения абсурдно, там имеет свой, высший, смысл… – доверительно пояснил Федор.

Вот именно, «там»!.. С горькой иронией усмехнулся про себя Тропотун. Впрочем, что он может мне сказать?..

Ушел Блаженный Федор внезапно. Вдруг поднялся, нахлобучил на голову чудо-шляпу, буркнул – привет! – и торопливо зашагал по тропинке прочь. Станислав Сергеич молча провожал его глазами. У него возникло четкое ощущение, что Федор устремился на одному ему слышимый зов. Ощущение это не основывалось ни на чем реальном, однако он не сомневался в его правильности.

Окончательный приговор

В отделении было тихо – больные свято чтили послеобеденный сон. Подложив под спину подушку, Гриша полулежал на кровати с развернутой газетой в руках. На его толстой переносице сверкающей металлической бабочкой присели очки в золоченой оправе. Серьезная Гришина рожа настолько не соответствовала изящным модным очкам, что Тропотун едва удержался от смеха.