Фарисей

– Хватит. Проехали. – Оборвал его Тропотун. Сорвав со спинки кровати полотенце, Станислав Сергеич с силой вытирал лицо и шею. Что это я взбесился?.. Спросил он себя. Чем виноват передо мною этот простоватый Гриша? В нем столько детской непосредственности, столько радости жизни… Надо держать себя в руках. Я должен любить каждого человека – в том числе и этого конкретного Гришу!.. Я люблю Гришу… Принялся мысленно твердить Тропотун. Я люблю Гришу… Я… Как же, возлюби попробуй этого поганца – он уже третий день моей пастой пользуется!..

Все же Станислав Сергеич сумел переломить себя и смиренно позвал: «Гриша…»

Тот насупившись молчал.

– Гриша, ты уж прости меня, – с уничижительными нотками продолжал он. – Ну, Гриш, я не хотел тебя обидеть… Мне не жалко пасты, бери, когда понадобится!

– Расщедрился!

В ответ Тропотун скорбно вздохнул: не ощущал он в сердце своем любви к ближнему своему Григорию – и только!

Сразу после завтрака на минутку забежал Алексей Васильевич – день был операционный, и он торопился.

– Ну, что носы повесили, аники-воины? – бодро заговорил он, присаживаясь подле Гришиной кровати. – С тобою, друг, все ясно. Избавим тебя от внеплановой шишки – и гуляй казак! Чего загрустил-то?

– Я не загрустил. Бабочка знакомая приснилась, – с надрывом отозвался Гриша.

– Мощный ты мужик, Григорий, – лукаво покачал головой врач. – Ничего, потерпи – скоро на волю…

Он пересел к Тропотуну, улыбнулся ему, пригладил русые волосы. После ночного дежурства он не выглядел усталым – ночь прошла спокойно.

– А ваше настроение как?

– Нормально, – со скрытым сарказмом сказал Станислав Сергеич, вглядываясь в васильковые глаза хирурга, и даже плечами слегка пожал, – если конечно мое пребывание здесь можно таковым считать.

– Да, разумеется, – рассеянно согласился Алексей Васильевич. – Должен сказать вам, что рентген хороший. Для полной уверенности я попросил посмотреть вас доцента. Он очень опытный рентгенолог.

Тропотун только ядовито усмехнулся тонкими губами. Как лжет!.. Почти с восхищением думал он. Нет, как лжет!.. Или в этом и заключается пресловутая врачебная этика?.. Святая ложь прямо в глаза обреченному пациенту…

Едва не задев головой дверную перекладину, Алексей Васильевич покинул палату номер четыре. Тропотун проводил его спину взглядом полным ненависти. Вот так… Говорил он себе. Умирать, милейший, вас отправят домой. И правильно! К чему увеличивать процент смертности по отделению?..

– Тропотун! Вы Тропотун? – спрашивала, заглядывая в палату, смазливая сестричка. – Вас на рентген!

Доцент походил на Илью Муромца с небезызвестной картины «Три богатыря», халат едва сходился на его мощной груди. Он весело засунул безгласного Станислава Сергеича между холодными плоскостями аппарата и, спрятавшись за защитным экраном, долго изучал его грудную клетку, командуя басом, куда повернуться и какую руку поднять. Наконец он включил красный свет, достал Тропотуна из чрева рентгеновского аппарата, одобрительно хлопнул его по плечу и прогудел – порядок! – после чего сосредоточенно стал писать что-то в историю болезни, солидно оглаживая при этом черную густую бороду.

А Станислав Сергеич устало оделся и побрел в отделение. По дороге вспомнил, что нужно позвонить жене, и свернул к автомату.

– Рина? – спросил упавшим голосом. – Я… Быстро что-то узнавать перестала!.. Хорошо, прекратил. Что здесь может быть новенького?.. Доцент сегодня консультировал. Откуда я знаю, почему не профессор?! Я не кричу… Лучше бы к четырем подошла… Рина, не будем выяснять отношения!

Станислав Сергеич раздраженно нажал на рычажок и стал рыться в карманах в поисках монетки.

– Это я, Вера… – замогильным тоном начал он. – Извини, если отрываю от дел… Никак пока что… Смотрел доцент. На редкость здоровенный мужик, прямо Илья Муромец… Конечно, я буду рад… Не выдумывай! В половине четвертого… Честно говоря неважнецкое… Постараюсь… Так жду тебя в половине!.. Спасибо, я тебя тоже целую…

Гриша, на его счастье, отсутствовал, и, задернув легкие шторы, Станислав Сергеич с облегчением лег. День еще только начинался, а он чувствовал себя совершенно разбитым. За грудиной ощущалась постоянная давящая тяжесть, словно на грудную клетку кто-то невидимый опустил свою тяжелую руку. Тропотун как бы увидел себя со стороны, словно он превратился в энтомолога, изучающего любопытное насекомое. Ему захотелось как-то оправдать существование этого насекомого на земле, найти какие-либо яркие моменты в его биографии – их не было! Защита диссертации?.. Кажется, в тот вечер на банкете я был счастлив. Потом, правда, выяснилось, что некоторые из бывших на банкете бросили черные шары… Я жаждал любой ценой добиться положения в обществе – и добился. Мечтал о красивой жене со связями – и женился на Регине. Когда родился Вадька, наша семейная жизнь превратилась в филиал ада – молодая жена не знала азов домашнего хозяйства. Станислав Сергеич даже застонал: сорок четыре года бездарного существования… Сколько усилий потрачено на доставание мебели, престижных путевок, на карабканье вверх по иерархической лестнице!..