Фарисей

– На смертном одре! – торжественно провозгласил упырь, воздев правую лапку.

– Опять изгальничаешь?.. – тут же обозлился Тропотун. – Я с тобой как с человеком… Нечисть она нечисть и есть!

Упырь весело хихикнул, но сейчас же напустил на себя серьезности, прижал обе лапки к груди и смущенно забормотал:

– Приношу извинения… Самые что ни на есть глубокие… Никогда не повторится, клянусь упырской матерью!..

– То-то же! – удовлетворенно кивнул Станислав Сергеич. – Нет, погоди… Это какой ты матерью поклялся – чертовой?.. Ах ты!..

– У каждого существа одна мать, – оскорбленно прервал его упырь. – И я требую уважения к своей родной матери!

– И черт с тобой! – вдруг успокоился Станислав Сергеич. – В сущности, я говорю с самим собой. На плод собственного воображения просто смешно обижаться!

– Правильно, – поддержал его упырь. – Я ведь тебя даже люблю… Ты совершенство в своем роде! Ведь вот на смертном одре лежишь – а представляешься!.. Ну не кривись, не кривись… Я любя…

– Но я же действительно умираю, – печально произнес Станислав Сергеевич.

– Ха-ха! – взревел треклятый упырь и заскочил на сиденье стула с ногами. Хвост его выгнулся вопросительным знаком, потом изобразил в воздухе что-то эндакое насмешливое, после чего нежить выпрямилась во весь свой небольшой рост и гордо выпятила грудь с белейшей манишкой. – Это невозможно, – копируя тон Станислава Сергеича, печально произнес упырь, – ибо Тропотун – бессмертен!.. – Он воздел горе когтистый палец, подчеркивая всю значительность сказанного им, выдержал драматическую паузу и вдруг затараторил: – Поверь, я сострадаю тебе! Истинно, глубоко сострадаю!.. Вот ты не веришь мне, а я даже поэтом заделался – оду на твою смерть сочинил… – И, с гнусной серьезностью заложив лапку за борт смокинга, он простер другую лапку вперед и начал нараспев, с подвывом декламировать…

На смерть замдиректора

Ода

О, Тропотун, безвременно ушедший!..
Великий замдиректор Института!
Оплакиваем мы твою кончину.
И небо плугом голубым вспахало
Межзвездный мрак.
И дел твоих весомость
В сердцах навечно наших поселилась,
Как молоко густое тучных стад.

– Ну, тут уже вступает хор, как в древнегреческой трагедии. Хор громко стенает: «О, Тропотун!.. О, Тропотун!.. О-о-о!..» – прижмурив свои сверкающие зелеными огоньками глазки, упырь медленно дирижировал хвостом и лапками в такт своих слов.

Лютая злоба вспыхнула в сердце Станислава Сергеича – подобного изгальства над своей уважаемой личностью он перенести не смог. Быстро наклонившись с кровати, он стал нашаривать на полу тапок, чтобы запустить им в кривлявшуюся пакость.

Однако упырь его опередил. «Вот ты как!» – хищно визгнул он и в мгновение ока очутился на Гришиной тумбочке. Станислав Сергеич только для броска изготовился, а верткий упырь уже схватил солидных размеров помидор и запустил в своего гонителя. Помидор описал в воздухе яркую красную кривую и впомидорился прямо в лоб Тропотуну. Перед глазами словно взорвалась сигнальная ракета, ослепила, отбросила куда-то, он, кувыркаясь полетел в неизвестность и…

И оказался на запруженной народом площади. Была ночь. Окружавшие его со всех сторон люди держали в руках зажженные свечи. Слева, в перекрещивающихся лучах прожекторов, над площадью возвышался уже знакомый Станиславу Сергеичу памятник Великому Фарисею. Справа… Справа находился ультрасовременного вида храм из цветного стекла и бетона, который был ярко освещен изнутри. Именно к воротам храма двигалась вся бесконечная толпа, а вместе с нею и зажатый со всех сторон Тропотун.

Внутри было жарко и стоял неумолчный гул. Неудержимо возносились вверх разноцветные стены, отделанные какими-то неизвестными Тропотуну материалами. На них были выложены мозаичные панно, которые изображали… изображали… Да не может этого быть!.. Мысленно воскликнул Тропотун, потому что сверкающие панно представляли его, Тропотуна, в различные моменты жизни. Вот он произносит речь на Художественном совете… Вот благословляет Регину и Веру… Нет, не может быть… Не поверил он собственным глазам и тихонько спросил идущего рядом мужчину, облаченного в какую-то длинную хламиду: «Кто это?» – и осторожно указал на радужное панно. «О, вы приезжий? – заулыбался тот целой серией переходящих одна в другую улыбок. – На стенах храма запечатлен родоначальник нашей веры, непревзойденный и великолепный фарисей Тропотун. Сегодня вам повезло – мы отдаем дань памяти основателю религии этим незабываемым Праздником Фарисея. Так воздайте же вместе со всеми нами хвалу Великому Тропотуну, чьими адептами люди пребудут ныне, присно и во веки веков… Аминь! – Он радостно облобызал несведущего гостя, снял со своей шеи миниатюрный образок с изображением Тропотуна и со слезами умиления надел его на шею совершенно обалдевшему Станиславу Сергеичу.