Фарс о Магдалине

(Выходит на авансцену и обращается в пустой зал, или в пустую залу, как хочешь. Осветитель оставляет Бима в прожекторе, остальных же превращает в танцующих кукол, на фоне громадной, на весь задник, прибитой гвоздями к заднику Луны. Радист останавливает Матчиш, и только Бим; и его монолог прерывается, время от времени, гудением клинящего микрофона – тогда от речи Бима остаются только жесты, присядки, прискоки и ужимки.)

«Уважаемая публика, – как говорил мой коллега, – а не найдётся ли у вас в кармане ру…» Пуб… Ау! (микрофон зашкаливает, но Бим продолжает говорить, рассказывать, махать руками и жестикулировать). Публика! Ау! (микрофон снова зашкаливает).

И Пётр Анисимович видит только кривляющегося Бима, но слышит другие слова:

В рукописи было написано дальше про то, как гости из уголовного розыска, суд, адвокат и согласившийся Советник, уходя, сказали, что законного состава преступления (по закону, – подчеркнули они) нет, отпустили всех свидетелей, консультантов, зрителей и ушли, несолоно хлебавши, при этом Бимов, уходя, сказал, что с точки зрения психоанализа, конечно… и ушёл… при этом, будучи снова пойман глазом Аниски, подмигнул ему, будто говоря: Вы-то, Пётр Анисимович, сами знаете, что любая добродетель, если в основе её лежит ложь, всё равно обернётся злом… и ушёл.

Бим

(кривляется) …и ушёл не дослушал Скрипкиной речи, а скрипка? выплакивалась без слов, без такта, и только глупая тарелка вылязгивала, что это и как это?

А публики нет! Этот последний был (кивает на Зрителя, который слился с Певицей) – этот последний – сам теперь шут (вглядывается в зал и видит пришедшую Рыжую) А-а, ты пришла. Всё же я прав, театру нужен зритель! хоть один, но нужен. И главное – этот, хоть один – всегда находится. А! как только не останется ни одного – театр исчезнет, он превратится в мир, а миру зритель не нужен, и, даже, даже в виде Господа Бога, в виде Господа Бога потому ещё, что какому богу не надоест это тягучее, однообразное туда-сюда.

Поэтому мы, как видите, имеем всегда свою, оплачиваемую публику (на этих словах поднимается весь оплаченный амфитеатр, аплодирует и славословит). Это тягучее, однообразное туда-сюда. И нам это не нужно! (Рыжей) Нет, конечно же, слёзы, страдания, кровушка, но дозировано… дозировано, не разводить же слякоть, чтоб потом самому поскользнуться.

На сцене продолжают, в рапиде, двигаться полуразличимые фигуры.

Бим

Хватит!

Всё останавливается.

Бим

Хватит жевать жизнь! (Луне) А ну-ка поддай, как ты можешь, как, помнишь там, где: Лижите его ненасытными языками! И Собачий Вальс! Во всю силу!

И всё так и происходит, как приказал Бим.

– взрывается и орёт рояль, и Луна раздевает и обнажает пары и группы: на столах, под столами, стоя, сидя, лёжа, всех, и Зрителя, и Певицу, всех, пытающихся попасть в этот собачий такт, в такт Собачьему вальсу.

Бим

(Рыжей в зале) Так лучше! не правда ли? Хоть веселее! И всё не против воли! а по соглашению!.. Или соглашаться можно и против воли? А? Против своей воли ущипнуть; маленькую гадость, против своей воли, сделать; Всё зависит от количества этих маленьких гадостей – сколько таких маленьких налипло. Ты думаешь не так, я вижу по тебе, я по тебе знаю, ты думаешь: «Нет, – думаешь ты сейчас, – дело, как раз, и не в количестве. Первый огонь, – думаешь, ты, – так жжёт всю жизнь, что всё остальное – только угли в его жару…»