И так сильно было ее раздражение, что она не села снова за работу, а, обогнув с брезгливым выражением лица своего непрошеного собеседника, вышла из кабинета — он не сделал попытки ее остановить, — поднялась к себе в комнату и заперла за собой дверь.
Но у себя в комнате она не отделалась сразу от напоминаний о Бетарове. Перед ней на ночном столике стояли в кувшине ветки боярышника.
Татьяна Андреевна подошла к ним, вытащила из кувшина и, разбрызгивая воду, с сердцем вышвырнула их в форточку.
А Бетаров, выйдя из ее кабинета, направился к Сорочкину. Он открыл дверь и лицом к лицу столкнулся с метеорологом. Сорочкин стоял посреди кабинета, сжимая кулаки, и что-то неразборчиво шептал посиневшими, обкусанными губами. Лицо его было в красных и белых пятнах, над правым глазом прыгало веко.
— Вы!.. Вы!.. — едва слышно сказал он, когда Бетаров прикрыл за собой дверь. — Я все слышал… Я не хотел, но здесь слышно каждое слово. Вы хулиган! Убирайтесь отсюда!
Нестор Бетаров спросил спокойно:
— А, собственно, вам-то какое дело?
— Уходите вон, нам не о чем говорить!
— Фу-ты ну-ты, ну прямо секир-башка!.. А что, собственно, произошло?
Нелепо замотал Сорочкин головой, судорожно задвигал руками, точно ему не хватало воздуха, но не тронулся с места. Он задыхался. На открытой шее его вздулись жилы.
— Как вы смеете!.. Да я!.. Да вы!.. — выкрикнул он бессвязно.
Бетаров присвистнул:
— Ах вот, оказывается, что?! Влюблены?
— Благодарите бога, показал бы, где раки зимуют, не хотел смущать Татьяну Андреевну… — все еще отрывисто, судорожно, едва сдерживая крик, выговорил Сорочкин.
— Ладно, успокойтесь, а то как бы пеной не изошли. Мне нужна метеосводка. Она готова?
Сорочкин сорвался с места, кинулся к столу, схватил листок и, потрясая им в воздухе, ткнул Бетарову:
— Вот ваша паршивая сводка, и убирайтесь сейчас же!
— Подумай, какие страсти! — с оттенком удивления произнес Бетаров и вдруг многозначительно, почти заговорщически подмигнул Сорочкину: — Будем стреляться или предпочитаете на клинках? — Он сделал паузу, оглядел тщедушную фигуру метеоролога. — Драться на кулачках как-то неэтично. Я из вас сделаю шашлык, по меньшей мере. Вы не человек, вы сплошная ушная раковина.
Он взял из рук исступленного, не помнящего себя от ярости метеоролога сводку погоды, повернулся и вышел.
Сорочкин шагнул за ним с таким видом, точно сейчас вцепится в него. Захлопнулась за Бетаровым входная дверь, через секунду у крыльца взлетел треск его мотоцикла.
На другой день на полу возле своей кровати Татьяна Андреевна снова увидела ветки боярышника с перезрелыми, кроваво-красными ягодами.
Она стала на ночь плотно закрывать форточку.
XI
Сведения о погоде получены, они вполне благоприятны, но к ремонту дороги почему-то не приступали, — все так же безмолвно, точно тени, проплывали над ущельем вагонетки, — вероятно, не ладилось выполнение производственного плана, и рудничное начальство медлило с остановкой дороги на ремонт.
И Нестор Бетаров продолжал ездить на станцию за метеосводкой. Его встречали на станции недружелюбно, потому что все сотрудники отлично понимали, чем вызван его повышенный интерес к метеорологии. Знаки внимания, оказываемые Татьяне Андреевне главным инженером рудника, как будто никого не удивляли, но притязания какого-то мастера канатной дороги смешили и возмущали сослуживцев. Однако Бетарова это нисколько не трогало. Он не обращал внимания ни на холодность самой Татьяны Андреевны, ни на издевки Токмакова, ни на косые взгляды Петра Петровича; его не беспокоила неприязненность Авдюхова.
Сорочкин зеленел от ярости при виде Бетарова. Бесцветные, припухшие глазки его метали молнии, когда Бетаров являлся за метеосводкой. Вынужденный вести с мастером канатной дороги деловые переговоры, Сорочкин сдерживался изо всех сил, старался не показать, какую вызывает в нем ярость Бетаров. На вопросы его он отвечал односложно — «да», «нет», но скрыть своей ненависти не мог. Бетаров и на это не обращал внимания.
Иногда он приезжал вечером — очевидно, после работы — и, заставая всех сотрудников гидрометеостанции в кают-компании, заводил какой-нибудь общий, насмешливый, не относящийся к делу разговор, словно был убежден, что его здесь только и ждали.
— Как поживают наши драгоценные кумулонимбусы и прочие перистые облака? — здороваясь, спрашивал он, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Почему все такие угрюмые, точно остров Святого Ионы в Охотском море?
Он был находчив, не лишен способности к острословию, то есть умел отпустить какую-нибудь шутку, вспомнить более или менее подходящий к случаю анекдот. Для законченного «высшего полусреднего образования», как он называл постигнутый им предел наук в объеме семи классов средней школы, он был неплохо развит, начитан, кое-что знал, кое о чем подумал на своем веку.