Фарт

И когда Авдюхов ушел, Татьяна Андреевна вздохнула с облегчением. Ей было мучительно жаль Авдюхова, и было стыдно, что она не может думать о нем, входить в его печали, причем сейчас меньше, чем когда бы то ни было. Да, как бы хотела она сейчас думать только об Авдюхове, и ничего не получалось. Как ни пыталась она сейчас оттолкнуть от себя мысли о Бетарове, они снова и снова и все настойчивее возвращались к ней.

Она легла на кровать, уткнулась в подушку. Она представила себе некую пару, абстрактную любящую пару. Случайность ли это или закономерность — существование такой пары? Встретился бы другой, лучше этого, изменилось бы что-нибудь? Полюбила бы женщина этой абстрактной пары другого или нет?

И она поймала себя на том, что в мыслях объекты этой пары выглядели в виде Нестора и ее самой.

Люди говорят иногда: они созданы друг для друга. Что скрывается за этим представлением? Чепуха! Просто случайно встретились, понравились друг другу, почувствовали друг к другу влечение. Как просто, странно и смешно! Он и она, и никто другой.

Да, но как быть с тем, что Бетаров вовсе ей не интересен? Подумаешь, смазливый парень с веселой улыбкой, не привыкший лазить за словом в карман. А что кроме этого? Смешно и предположить, что он может быть лучше всех, кого она знала или могла узнать.

Она и думать о нем не хочет!

И не могла думать ни о чем другом.

А может быть, именно так и бывает, им нужно было найти друг друга? Золотоискатели чаще всего довольствуются россыпью. Они даже мусор никогда не выметают из избы, из артельного барака — все собирается, сжигается в печи, а зола потом промывается, как золотоносный песок, чтобы собрать случайно оброненные, сдутые золотые крупинки. Но ведь попадаются иногда и самородки. Найди свой самородок и думай, что он исключение, твой единственный, твое счастье.

«Не ошибись! — тут же зазвучал предостерегающий голос. — Ты уже однажды думала, что нашла свое счастье. И как обожглась! До сих пор забыть не можешь».

Девчонкой была, студенткой. А он — взрослый человек, солидный и такой интересный… Чего только на свете он не знал! Где только не был!.. Директор научно-исследовательского института. Ну и влюбилась, ох влюбилась!.. И только потом разобралась, что он, как вещь, взял ее к себе в дом. Кончила институт, распределение. Он говорит: «Имей в виду, ты никуда не поедешь. Позвоню Льву Викторовичу, останешься при кафедре». Ну а как же? «Жена да прилепится к мужу своему!» А он из Москвы выезжать не собирался. Конечно, это естественно. У него высокий пост, положение. И вот осталась на кафедре. Прилепилась к мужу своему. И, точно в отплату, — высшая категория любви: ошеломительная, оскорбительная ревность. Он изводил ее ревностью. Она осталась в Москве. Ради него. Но летняя практика со студентами? Один раз поехала — что было! Письма, телеграммы, по ночам вызовы к телефону, наконец примчался туда, к ней. Стыд и позор! Институт для чего кончила? А он, этот солидный, представительный человек с докторским званием, хоть бы книгу когда-нибудь взял прочел. Научная работа? Он забыл о ней. Одно осталось — на заседаниях ораторское творчество на пустом месте. Научные статьи составляют сотрудники, а он подписывает… Как баба, шнырял по комиссионным, тащил в дом фарфор, хрусталь. Ценил, что подороже, «материальная база на старости лет». Придет домой, клеит какие-то коробочки из разноцветной бумаги. Для отдыха. А от чего ему отдыхать?.. Она у него четвертая жена была. И до нее все уходили. Духота, как в шкафу, который давно не проветривали.

Может быть, и этот такой же ничтожный, декоративный тип?

Да, но почему он заставляет думать о себе, думать, думать, думать? Чем он заворожил ее? Чем привлек? Что она нашла в нем?

И вдруг тревожная мысль: неужели теперь все кончено? Ведь он даже не попытался увидеть ее! Как просто и банально все решилось! Как у маленькой девочки — мама и папа запретили. Но даже у маленькой девочки разве так просто все решается?

Она вскочила с постели, прошлась по комнате от окна к двери, от двери к окну. Она чувствовала во всем теле необычайное напряжение. Она остановилась, нахмурилась. Нужно найти какой-то выход!..

Стол с разложенными бумагами, смятая постель… Татьяна Андреевна в раздумье похлопала кулаком по открытой ладони. До чего надоела ей расстановка мебели в комнате! Все переставить! Все, все!.. Письменный стол — на место кровати, кровать — на место стола. Платяной шкаф — от двери к окну… Так делала она всегда в минуты сильного душевного волнения.

Она двигала мебель сама, с напряжением всех сил, и от этого отходило от души, отлегало от сердца.

На шум пришла Грушецкая. Она поглядела, что происходит, и спросила многозначительно:

— Перемена декораций?

Продолжая толкать к окну платяной шкаф, Татьяна Андреевна кивнула в ответ.

— Может, позвать Меликидзе или Пучкова?

— Не надо.

Все ясно — посторонней помощи не требуется. Но Грушецкая не могла остаться безучастной свидетельницей. Она ухватилась за шкаф с другой стороны, и вскоре молчаливые усилия двух женщин увенчались успехом — перестановка была закончена.