Клавдия Феофановна отвела его двором в пристройку, которая располагалась под самым пологом цветущего сада. Комнатка оказалась совсем крошечной, с одним окном, из которого виднелись только какие-то кусты. Зато кровать и правда была отменная, с периной и горой уютных подушек, к которым хотелось немедленно приклонить голову. Однако расслабиться не получилось, потому что хозяйка тут же попросила авансом три рубля. Ганичкин рассчитался с ней и с большим облегчением выставил настырную старуху за дверь.
Оставшись в одиночестве, он открыл саквояж, намереваясь произвести небольшую ревизию своего имущества и приготовиться к выходу в свет, но тут в окне неожиданно качнулась ветка. Чья-то рука раздвинула листву, трижды отрывисто стукнула в стекло и тотчас пропала. Зато кто-то топнул каблуком на крыльце.
Ганичкин негромко хмыкнул, задвинул саквояж под кровать, подошел к двери и повернул в замке ключ. Створка со скрипом отошла, и Ганичкин обнаружил на пороге невысокого человека в щегольской шляпе и светло-сером костюме в полосочку. На вид ему было около сорока лет, он имел русые волосы, бледные усики и чрезвычайно живые серые глаза.
Пожалуй, его внешность могла бы вызвать симпатию, но все впечатление портило лицо, посеченное шрамами. Они выглядели страшновато, придавали физиономии визитера излишнюю неподвижность, напоминали маску, скрывающую его истинную внешность.
Ганичкин сочувственно вздохнул, кивнул незнакомцу и спросил:
– Это шрапнелью так? Или бомба в руках взорвалась? Впрочем, в любом случае вас можно поздравить. Вы живы. А красота… Что ж, мертвец, на мой вкус, выглядит еще хуже. Чем могу служить?
Незнакомец ухмыльнулся, будто услышал необыкновенную шутку, и сказал негромко:
– Позвольте представиться. Я самый грозный бандит в городе. Зуб моя кличка. Разрешите войти?
– Прошу! – сказал Ганичкин, делая широкий жест. – Тут, как говорится, сам факт лучше всяких рекомендаций. Простите, ничего не могу предложить выпить. Я только что заселился в эту обитель.
– Да, я знаю, – сказал Зуб, проходя в комнату и снимая шляпу. – Видите ли, эта благословенная старушка работает на меня и ставит в известность обо всех интересных происшествиях. Едва я узнал, что вы здесь, так сразу и поспешил засвидетельствовать свое почтение. – Он огляделся по сторонам, кивнул, присел на кровать, взглянул на Ганичкина веселыми глазами и объявил, вертя в руках шляпу: – А ведь я вас, Алексей Петрович, узнал! Вы – Ганичкин. В жандармском корпусе служили до революции, верно? Кажется, в чине ротмистра. Золотые погоны… Сколько воды утекло! А крови-то!.. Мы с вами, гляди, как ни в чем не бывало! Ну разве что морду мне слегка попортили. Это граната, Алексей Петрович, лимонка. Что ж вы молчите? Не ожидали?
Глава 10
Ганичкин и в самом деле был растерян, что с ним случалось крайне редко. Он смотрел в веселые глаза Зуба и лихорадочно соображал, откуда может знать этого человека. Они непременно когда-то встречались. Изуродованное лицо ни о чем не напоминало мастеру сыска, но вот голос явно был ему знаком.
Впрочем, замешательство продолжалось недолго. Ганичкин давно привык к любым неожиданностям и поворотам судьбы. Алексей Петрович еще не успел придумать, как ему реагировать на незваного гостя, оказавшегося, видимо, очень старым знакомцем. Он, как и всегда, предпочел положиться на русский авось, который на протяжении последних десяти лет только и вывозил его из самых щекотливых ситуаций.
Ганичкин понимал, что отпираться бессмысленно. У Зуба не было и тени сомнений в своей правоте, когда он называл бывшего сыщика по имени. Значит, нужно было признаваться, но делать это с максимальной выгодой для себя. Ах, если бы он мог вспомнить, что за человек перед ним. Много ли зла он причинил ему в лучшие свои годы?! Предполагать можно было самое худшее, но Ганичкин нисколько не стушевался.
– В самом деле, не ожидал-с! – изумленно поднимая брови, воскликнул он. – Хотя, если подумать, ничего удивительного в нашей встрече быть не может. Сами понимаете, род моей тогдашней деятельности предполагал весьма широкие контакты во всех сословиях российского общества. Откровенно говоря, вас не припоминаю, но не сомневаюсь, что общение со мной не было для вас приятным времяпрепровождением. Извиняться не буду. Все мы поставлены в рамки роли, разыгрываемой нами. Я был жандармом и поступал так, как считал должным.
– А-а, бросьте, Алексей Петрович! – махнул рукой Зуб. – О том ли речь? Все это было в прошлой жизни. «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» Вам нравится поэт Есенин, Алексей Петрович?
– Право, не знаю, – ответил Ганичкин. – Как-то не до поэзии стало.