– А то! Фазана с белорыбицей уже отправил Нине Никитичне. А как прошла романтическая прогулка на острова?
Брюшкин улыбнулся:
– По первому разряду. Все задуманное удалось.
– А дальше что?
– Веду наступательные действия согласно правилам оперативного искусства.
– То есть сегодня очередная атака? Ведь, если ты знакомишь барышню с родителем, это заявка. Сам понимаешь, на что.
– Ну, понимаю.
– И ты готов?
– К чему, папа?
– К свадьбе, к жизни рука об руку, как мы с мамой жили.
Павел сделался серьезным:
– Она мне нравится. Чем дальше, тем больше. Когда нет рядом Эллы, то все не так, будто не хватает важного, очень-очень-очень важного. Это любовь? Вот скажите мне, два почтенных господина, любовь у меня или так, некие чувства? Которые скоро пройдут…
Барон хмыкнул:
– Ну ты, Павлука, спросил. Как я тебе в душу загляну?
– Дядя Витя, но ты же умный! Отец – это отец, его мнение более субъективно. Понятно, что он нас любит и потому снисходителен. Твой взгляд вернее.
Друзья переглянулись, и оба одновременно пожали плечами.
– Знаешь что, поручик, – заявил папаша, – ты барышне-то голову не дури. Если я ее сегодня приму, то лично меня это обяжет. Всерьез. А ты, оказывается, еще ничего не решил? Как так? Может, пока не поздно, отменим визит? Скажешь, что я снова отбыл в командировку, позже познакомимся. А сам пока подумаешь лишний раз. Это тебе, вертихвосту, легко. А у барышни ожидания, волнения…
– Нет такого слова «вертихвост».
– Для тебя специально придумал. Давай отменим. Фазана сами съедим.
Павел обратился к Таубе:
– Дядя Витя, выручай!
Тот был не против:
– Леша, ты чего на сына налетел? Вспомни, сам сколько лет Варваре голову дурил? Она тебя в Нижнем Новгороде ждет не дождется, а ты по Петербургу фертом ходишь, белошвейку арендуешь.
– Что-что? – поразился Брюшкин. – Расскажите про белошвейку!
– Доболтался, старый хрыч, – пробурчал сыщик. – А ты, сынок, не слушай дядю, он рамолик и все перепутал. Скажи лучше, к которому часу вас ждать?
Поручик посмотрел на Виктора Рейнгольдовича, понял, что ничего больше не добьется, и ответил:
– К семи. Нас будет трое, с Эллой явится ее кузен Вадя Мордвинов. Так что приличия соблюдены.
– Ну и правильно, – одобрил Алексей Николаевич и уже собрался было уходить. Но сын остановил его:
– Папа, погоди. Ты вовремя зашел, мы действительно говорили о тебе. Дело в том, что мне сейчас передали одного важного человека. На связь, по службе. Он много лет живет в Германии, фамилия его Гезе.
Лыков оторопел.
– Гезе? Фридрих? – уточнил он.
– Да. Начальник отделения велел мне явиться к генерал-майору фон Таубе и получить от него полное осведомление об этом агенте. Поскольку именно Виктор Рейнгольдович много лет назад начал эту оперативную комбинацию.
– Так и есть.
– Вот. Я пришел, спрашиваю дядю Витю, а он мне отвечает, что насчет Гезе лучше узнать у тебя. Ведь это ты нашел когда-то Фридриха, еще подростком. И что он вовсе не Фридрих, а…
– Буффаленок, – перебил сына отец. – Федор Ратманов-младший по прозвищу Буффаленок.
Что-то изменилось в беседе, какая-то новая интонация возникла в ней. Два товарища, седовласые, постаревшие, глядели друг на друга с одинаковой грустной улыбкой. Поручик Лыков-Нефедьев молчал, понимая, что ему сейчас откроется давняя забытая история.
– Много лет назад я подружился с Буффало, Федором Ратмановым-старшим, – начал рассказ сыщик. – Он не знал о том, что у него в Америке есть сын. Так и погиб, не ведая ничего.
– Погиб?
– Да. Дяде Вите тогда всадили пулю в позвоночник, и он едва не стал калекой. Мне тоже досталось. А Федора свалили наповал, случайно угодив прямо в сердце. Иначе он один перебил бы всю банду, поскольку был фантастический стрелок. Это произошло в подклете нижегородского собора Александра Невского, мы тогда спасали государя [77].
– Государя? Александра Третьего?
– Нет, его отца, царя-освободителя.
– Сколько же лет с тех пор прошло? – удивился поручик.
– Много, сын, много. Через две недели после нашей схватки, когда я, истекая кровью, тащил на себе двух друзей и боялся, что оба мертвы… Через две недели царю оторвало ноги в Петербурге. Получилось, что Федор погиб напрасно, а ведь это я его втравил! Я! Позвал на смертельно опасное дело партикулярного человека. Мысль эта всю жизнь не дает мне покоя.
– Перестань! – прервал сыщика генерал-майор. – Федор не такой был, чтобы втянуть его против воли. Он понимал, куда позвали. И пошел бок о бок с нами. Но давай о сыне.