Фашистский социализм

Значит ли это, что национализм и капитализм – одно и то же? Я так не думаю, в противовес единодушному мнению заинтересованных лиц и их противников. Я думаю, что капитализм был мощной интернациональной силой, которая во времена своего прогресса способствовала больше сближению народов, чем их антагонизму. Я убежден, что свидетельство тому будет предоставлено историей; позднее, возвращаясь к XIX веку, мы будем убеждаться как раз в том, что расцвет капиталистической экономики совпадает с величайшим распространением духовных и материальных связей между народами. Но капитализм работал в полную силу только в одной плоскости, там, где действовал детерминизм производительных сил, которые, численно увеличиваясь, вызывали к жизни умножение обмена, и лишь частично он мог работать в той плоскости, где действовал детерминизм географический.

Капитализму, все интересы которого были направлены на развитие мировой экономики, не удалось превозмочь упорное давление климатических различий и географических расстояний. Ему не удалось превозмочь их ни во внешних для него политических проявлениях, ни в отражении этих проявлений в его собственном мышлении. Тут надо ясно понять, что предубеждение было сильнее интереса. Прямым и главным интересом капитализма было стирание границ, сглаживание патриотических чувств, непрерывное усиление тока всемирной экономики. И тем не менее капитализм этого не сделал. Он всюду отступал перед препятствиями. И наоборот, воздействием своей прессы, устремлениями и индивидуальными решениями своих представителей капитализм способствовал всевозможным националистическим рецидивам.

В этом заключен поразительный факт, который надо осмыслить и который социалисты и коммунисты ошибочно осыпали бранью. Глядя на великое множество преимуществ, от которых интернациональный капитализм отказывается, позволяя на деле националистическим движениям разбивать его мечту о мировой экономике, я не могу видеть в этом корыстный маневр. Понятно, что капитализм нуждается в национализме как в мистике, старой, вышедшей из употребления мистике либерализма, и нуждается в этой мистике, чтобы защититься от социалистического натиска; но на самом деле он совершенно неверно выбирает плацдарм для обороны. Он мог бы занять другой, неизмеримо лучший, тот самый плацдарм, на котором теоретически располагается социализм, плацдарм интернациональной, всемирной экономики, на котором он мог бы обойти своего противника за счет скорости.

Если он так плохо выбирает плацдарм для обороны, то дело в том, что он не сам управляет, а им управляют. На деле капитализм, вовсе не желая национализма, терпит его. Но он терпит его наихудшим образом, он терпит его как совокупность непреодолимых предубеждений, разумной защиты против которых у него нет.

Тут происходит столкновение двух детерминизмов – географического и экономического. Первый оказывается сильнее второго.

Демократические режимы вместе с капитализмом ударяются в национализм.

Национализм – это внешний, высший по отношению к капитализму факт. Национализм – это не просто факт, независимый от всех общественных или политических форм, но факт, который держит их всех в собственной зависимости.

Русский советизм широко допускает этот детерминизм. Он открыто терпит его в двух формах. Прежде всего, он предоставляет простор множеству культурных обособлений внутри Советского Союза. Эта политика всегда казалась мне исключительно умной. Но надо признать, что она весьма рискованна. Ибо кто знает, на кого будет работать время? В пользу национального детерминизма географических расстояний и различий, или в пользу экономического детерминизма распространения средств производства и обмена? Я, впрочем, думаю, что СССР в конечном итоге будет вознагражден за свою благородную и смелую политику прогрессом естественной унификации.

Вот вторая, более серьезная и решительная уступка географическому детерминизму: русский народ пришел к проведению национальной политики. Он все более явно склоняется к отождествлению мирового продвижения коммунизма с задачами политики национальной обороны. Как и французская буржуазия или испанская монархия отождествляли некогда собственный интерес – одна с демократической пропагандой, а вторая с католическим охранением, – так и русский пролетариат не может усомниться в том, что защищает интересы всего пролетариата, защищая свои собственные. Но разве это фатальное отождествление российского отечества (отечества, у которого, что верно то верно, есть преимущество над отечествами европейскими в огромной и небесплодной территории и способности послужить основой для грандиозной и неубывающей политической обособленности) и коммунизма не доказывает, что национализм – это факт самодостаточный и воздействующий на все экономические и общественные формы?

Другое доказательство заключено в развитии фашизма.