Фашисты

Потом он представил себя в гробу, Сашу в трауре, рыдающую маму и тихонько заплакал. Кажется, Саша тоже плакала. Он не видел, не было сил открыть глаза.

Минут через сорок боль отступила. Вольский осторожно сел. Саша обняла его. В этот момент в дверь длинно и недружелюбно позвонили.

– Ложись, я открою, – сказала Саша.

Вошёл врач, толстый, розовощёкий парень лет тридцати. Обувь снимать не стал. Поставил на кровать чемоданчик и спросил:

– Что принимали?

– Ничего не принимал.

– Когда пили последний раз?

– Я непьющий.

– Доктор, руки можно помыть в ванной, – вмешалась Саша.

– Минуточку. Лягте и покажите мне ваш живот.

Вольский лёг и вытянул руки по швам.

– Покажите, где болит.

Он показал. Врач потрогал холодными пальцами. Потом надавил и постучал.

– Больно?

– Нет, – сказал Вольский.

– А так?

И сильно ткнул указательным пальцем, как шилом. Вольскому стало неприятно.

– И так.

– Сейчас сильно болит? – спросил врач, сдерживая зевок.

– Почти не болит. Проходит уже.

– Вот как?

– Да.

– Это замечательно. Это прекрасно.

Врач подхватил чемоданчик.

– Погодите, – сказала Саша. – Вы куда?

– Так не болит же. Если заболит, звоните. Приедем.

И вышел.

– Что это было? – спросила Саша.

Вольский пожал плечами.

– Ладно. Прошло же.

– Но как так можно? Коль…

– Санечка, ты как будто вчера родилась.

– Сволочи, какие же сволочи!

– А ты замечала, что если в слове «врач» заменить одну букву, то получится «враг»? – спросил Вольский.

Саша невесело усмехнулась.

– Понадобятся деньги – я продам украшения.

– Брось. Даже не думай.

– И медаль.

Когда-то она выиграла серебро на юношеском чемпионате Европы. Потом получила травму. И ушла из спорта.

– Всё будет хорошо, – сказал Вольский.

И сам к себе прислушался. Не слишком ли фальшиво прозвучало.

Он спал без снов. Снова не слышал, как Саша ушла на работу. Записку она оставила на своей подушке:

«Коля, милый. Мне очень тревожно. Если сможешь, сходи и сделай УЗИ. Поищи в интернете, какие есть клиники поблизости. Читай отзывы. И будь на связи. Люблю тебя. Твоя Саша».

Вместо завтрака он выпил стакан воды и начал собираться. Голос молчал. И бок не болел. Вольский хотел успеть попасть в ПНД до того, как случится новый приступ. Он оделся, вызвал такси и вышел из квартиры. У лифта стояла соседка, поддающая женщина лет сорока по имени Тамара. Кажется, и сейчас она была слегка под мухой.

– Николай, ночью к вам скорая приезжала? – спросила Тамара, щурясь.

– А вы не заметили, в какую квартиру врач зашёл? – ответил Вольский.

– Так в вашу и зашёл. Я видела в глазок.

– Ну, а чего тогда спрашиваете?

Соседка обиженно засопела. Лязгая, приползла кабина лифта и со скрипом раскрыла двери.

– Извините, – сказал Вольский.

– Да ничего, – пожала плечами Тамара.

– У меня сердце прихватило ночью.

– Ой, божечки. Вот и у меня в груди третий день давит. На погоду, может?

– Вероятно.

Они спустились.

– Николай, а вы не знаете, что это слово означает? – спросила Тамара, показывая на объявления.

– Любовь.

– Нет никакой любви, – ответила она и стала их сдирать.

Вольский вышел из парадной. Такси ожидало. Он открыл дверь. В этот момент опять неизвестно откуда раздался крик:

– Живодёр вышел, живодёр! Куда это ты собрался? Я слежу за тобой, слежу!

Он ввалился в салон и захлопнул дверь. За рулём сидел смуглый подросток.

– Радио не мешает? – спросил он ломким голосом.

– А сколько вам лет?

– Начинается, – вздохнул таксист и дал по газам.

Из магнитолы звучала восточная песня. Подросток слегка раскачивался, будто кобра под дудочку факира, и закладывал крутые виражи. Вольского мотало по всему сиденью. Кое-как он написал Саше сообщение: «Поехал обследоваться. Люблю тебя».

– В моей машине человек умер, – сказал таксист. – Неделю назад. Врачи сказали, у него сердце взорвалось.

Вольский промолчал. Его мутило.

– От большой любви сердца взрываются, брат, – продолжал таксист. – Только от большой любви.

Он остановился у входа в ПНД. Повертел головой.

– Это что, психическая больница?

– Да, – сказал Вольский и вылез из машины.

В регистратуре была большая очередь. Люди выглядели обычно, никто не лаял, не кукарекал и не пытался помочиться на соседа. Вольский вспомнил вчерашний поход в поликлинику и подумал:

«Просто тут лечат, а там нет».

Он простоял не меньше получаса и, когда подошла его очередь, чувствовал сильное раздражение. Не здороваясь, Вольский протянул направление.

– Что это? – спросила регистратор.

– Это направление к доктору Кузнецову, – сказал он. – Вы разве не видите?

– Читайте.

Она вернула листок. Вольский увидел номер телефона и чуть ниже имя – «отец Прокопий».

«Решит, я псих», – подумал он.

– Это не то.

– Я вижу.

Вольский отыскал направление и взял талончик. Нужный кабинет находился на втором этаже. У двери сидел толстенький лысый мужчина с куцей бородкой в виде эспаньолки и жадно нюхал правую руку.

«Ну вот, началось», – подумал Вольский, садясь рядом.

– Вы к Кузнецову? – спросил он.

Мужчина опустил руку и сказал испуганным голосом:

– Мы проиграли войну.