На улице стемнело. Но фонари почему-то не зажглись. Слегка пританцовывая, Вольский шагал по двору. Он чувствовал блаженный трепет во всём теле. Будто вместо внутренностей, всех этих вонючих и грязных кишок, его наполнили нежными светлячками и красивыми бабочками. Хотелось петь. И он запел во всё горло:
Соседняя улица была освещена. И Вольский замолчал. Не стоило привлекать к себе лишнее внимание. Он прошёл несколько кварталов и внезапно почувствовал сильный голод. Вспомнил суп и немного пожалел, что не сожрал его. Подумал о Саше. Внутри что-то шевельнулось и возникло ощущение, будто проглотил мятный леденец. Но ощущение было смутное, как воспоминание о чём-то давно прошедшем. И холодок в груди быстро исчез.
Заметив вывеску «Продукты 24 часа», Вольский зашёл в магазин. Покупателей не было. За кассой сидела толстая женщина в красном фартуке и водила пальцем по экрану смартфона. Вольский взял пачку чипсов, копчёную колбасу, хлеб, бутылку «Нарзана», несколько шоколадок и направился к выходу.
– Эй, мужчина! – крикнула кассирша в спину. – А платить Путин будет?
Вольский резко развернулся и подошёл.
– Ты что, милый, забылся? – спросила она.
– Денег у меня нет, – ответил он задумчиво. – Точнее, есть, но мало.
– Ну, так иди и заработай! А потом возвращайся. Денег у него нет, умный какой. Люди вон за копейки пашут, как рабы…
– Бабка, а у тебя в кассе много денег? – спросил Вольский вкрадчивым голосом.
Кассирша медленно встала.
– Какая я тебе бабка? – спросила она, тараща глаза. – Ты где тут бабку увидел, козёл вонючий?
– Открывай кассу, – сказал Вольский.
– Валееерааа! – заорала кассирша.
Из подсобки вышел заспанный верзила в мятой чёрной униформе, с перхотью на вороте и плечах. Он почёсывался и зевал.
– Чего случилось?
– Валера, нас грабят.
– Этот? – спросил охранник лениво.
Вольский коротко замахнулся и швырнул бутылку. Она врезалась Валере в лоб, срикошетила и разбилась о стену. Охранник схватился за лицо, покачнулся и упал на колени. По рукам текла кровь.
– Жми кнопку, – простонал он, повалился и издал бульканье.
Но кассирша лишь скулила.
Вольский сложил рядом с кассой продукты, разыскал глазами камеру наблюдения и послал ей несколько воздушных поцелуев.
– Она не работает, – хныча, простонала кассирша.
– А касса работает?
– Я не могу, не могу, мне придётся отдавать, у меня дети, кредит…
– Бедняжка, – сказал Вольский, склонив голову набок. – Покушай…
И протянул колбасу.
Она испуганно взяла её двумя руками, медленно поднесла ко рту и откусила.
– Ешь, ешь, – сказал Вольский. – Можно, можно. Я подожду.
Кассирша что-то сказала, прожевала, проглотила и повторила:
– Она невкусная. Тряпками воняет.
– А зачем вы людям продаёте колбасу, которая воняет тряпками? – захохотал Вольский. – Людям, значит, можно это жрать?! Ешь!
– Слушаюсь.
Застонал охранник, тяжело перевернулся на живот и пополз к подсобке.
– Крепкий, – сказал Вольский. – Башка, наверное, деревянная.
– Ага.
– А хуй?! – заорал Вольский ей в лицо.
– Я не знаю, не знаю. Пожалуйста, можно я доем, а потом вы уйдёте?
– Конечно.
Она откусывала большие куски и глотала, почти не жуя.
– Хлеб бери.
– Я не ем хлеб.
– Надо, надо.
Он разорвал упаковку, достал горбушку и стал запихивать ей в рот. По пухленьким щекам кассирши катились слёзы. Зашёл мужик и стал разглядывать стеллаж с вином. Вольский покосился на него. Подумал было подкрасться сзади и дать по башке. Но мужик выглядел крепким и мог легко навалять в ответ.
– Ты знаешь его? – спросил Вольский шёпотом. – Нет.
– Похож на боксёра.
– Я не знаю, кто это.
Выбрав бутылку, он подошёл. Кассирша, тяжело жуя, задыхаясь и плача, пробила вино.
– Ещё две пачки стиков.
– Стики? – не сдержался Вольский. – Они же воняют немытой жопой.
Мужик нервно дёрнул плечом и ответил, не поворачивая голову:
– Не знаю. Никогда не нюхал немытые жопы.
– Хочешь попробовать? – спросил Вольский, наклонился и плюнул ему в ухо.
Мужик заорал, попятился, задирая куртку, и выхватил из-за пояса пистолет. Вольский бросил ему в лицо хлеб и выскочил из магазина. Он бежал по улице, петляя, пригибаясь, но вдогонку не стреляли. Промчавшись полквартала, он присел на лавочку передохнуть. Его душили кашель и истерический смех. Он дрожал от возбуждения. Хватался за плечи, чтобы немного успокоиться. Отвесил себе несколько пощёчин. Подошла припозднившаяся старушка с маленькой мохнатой собачкой на руках.