Фашисты

— Это издевательство над человеком, — сказал Вольский. — Разве вы не видите?

— Молчи, пёс, — ответила она.

— Можешь дать ему поджопник! — крикнул Костя.

— Ой, правда?

Она от души врезала тяжёлым ботинком. Вольский охнул от резкой боли в копчике и рухнул ничком.

— Встать! — скомандовала она.

— Слышал, что дама сказала?

— Гады, — прошептал Вольский в асфальт. — Проклинаю вас.

— Он нас проклинает, — захохотала женщина.

Он кое–как выпрямился и поковылял дальше. На перекрёстке у светофора, горящего красным, Вольский немного передохнул, лёжа на животе и тяжело дыша. Женщина ходила вокруг него. Плащ её развевался.

— Онанист, кто тебе разрешил лежать? Кто тебе разрешил смотреть на мои сиськи и жопу?

Вольский мстительно представил, как насилует её, намотав на кулак волосы, но никакой радости ему это не доставило. Хотелось спрятаться. И уснуть, жалея себя.

За перекрёстком к нему прицепилась бездомная собака. Сначала пёс бежал рядом, потом зарычал и попытался пристроиться сзади.

— Трахни, трахни его! — вопила чёртова баба, хлопая в ладоши.

— Правильно! — подхватил Костя. — Звери тоже имеют право. Нет такого закона, чтобы было нельзя.

Пёс скакал, визжал и хватал зубами одежду. От него ужасно воняло. Вольский не сдержался и коротко, жарко блеванул.

— Фууу, какой слабый!

— Все они такие, чертилы.

Женщина снова пнула его под зад. Вольский заплакал. Слёзы и сопли падали на асфальт. Спустя вечность откуда–то издалека, как сквозь вату, донёсся голос Кости:

— Кажись, почти на месте…

Вольский издал протяжный стон и рухнул.

— Чего это с ним? — спросила женщина.

Пёс наконец пристроился где–то в районе поясницы, быстро справил половую нужду и убежал, радостно скуля.

— Хрен его знает. Неважно. Тебя подвезти?

— Конечно.

— Куда?

— Да пофигу куда. Только у меня денег нет.

— Разберёмся.

Она залезла в машину, и таксист тут же рассказал ей про умершего кота.

— Животные страдать и умирать не должны, — ответила она. — Только люди! Только люди!

— Согласен.

Потом они уехали.

Вольский лежал и смотрел на свой дом. Он видел окна квартиры, в которой жил. В комнате горел свет. Встать не было сил. Ладони горели. Разбитые колени пульсировали. Вольский нащупал смартфон, с трудом извлёк его, перевернулся на живот и стал трясущимся пальцем водить по экрану. Сперва он по ошибке позвонил Кате.

— Фашист! — сказала она и отключилась.

Саша долго не отвечала. Вольскому стало страшно. Наконец она отозвалась слабым, почти неживым голосом.

— Коля, где ты?

— Я прямо у дома. А ты пьяная, что ли?

— Нет. Я выпила таблетки и уснула.

— Ты пыталась отравиться? — спросил Вольский.

— Просто приняла успокоительное. Приходи. Почему ты не приходишь?

— Не могу. Мне плохо и больно.

— А где ты?

— Говорю же, у дома. Но не во дворе. Напротив.

— Голос у тебя странный.

— Я лежу на земле. И не могу встать. Я покалечен весь. Алло, ты слышишь? Алло, алло!

Саша не отвечала. Вольский попытался ползти, скуля и причитая. Залез в лужу и не смог уже выбраться. Показалось вдруг, что это огромное болото и он в нём увяз. Вольский перевернулся на бок, нащупал сигареты, долго возился, пытаясь достать из пачки, ронял, искал зажигалку, слабо крутил колёсико. Покурить так и не получилось. Он услышал быстрый топот и повернул голову. Из подворотни выбежала Саша. Её шатало.

— Коля! — заорала она. — Коля! Вставай!

— Я не могу.

Она схватила его за шиворот и поволокла по земле. Вольский удивился её силе. Его ноги в драных штанах беспомощно волочились по земле. К носку ботинка прилип кусок целлофанового пакета. Вольский закрыл глаза. Издавая громкие стоны, Саша доволокла его до парадной, открыла дверь и втащила внутрь.

— Мне плохо, — прошептала она, задыхаясь. — Сейчас сердце выскочит.

— Отдохни, — сказал Вольский.

Саша легла рядом с ним на грязный пол. Он равнодушно вспомнил, как однажды ночью они лежали на вьетнамском пляже и смотрели на великое звёздное небо. Это было лет пять назад. Сейчас над ними висел шелушащийся потолок.

— Коля, что с тобой случилось? — прошептала Саша.

— Подрался с таксистами, — ответил Вольский. — Они пытались затащить в машину женщину, я заступился. Меня поколотили. Но им от меня тоже досталось. Одному я сломал палец. Другому разбил мошонку. Он рыдал и жаловался, что у него умер кот.

— Коля!

— Что?

— Это какой–то бред!

— Но так всё и было.

— Бред, — повторила Саша. — Ты болен. Это психоз? Или что?

— Я здоров, — сказал Вольский, разглядывая окровавленные руки.

— Ты даже не похож на себя. Ты чужой. Я не чувствую тепла от тебя. Мне страшно.

«Бабское нытьё», — подумал он.

— Я тебя люблю.

— Нет, — сказала Саша. — Я не чувствую. Ты это таким тоном говоришь…

— Каким?

— Не знаю. Таким тоном сообщают, что идут в магазин или в ванную. Звучит пусто. Фальшиво. Никак.

— Зачем же ты прибежала меня выручать? — спросил Вольский.

— Я‑то тебя по–настоящему люблю, — сказала Саша.

Вольский наклонился и сильно укусил её за ключицу. Саша взвизгнула и отшатнулась. Потом вскочила. Брезгливо, будто дохлое насекомое, стряхнула с ладони окурок.

— Коля, ты что творишь?!

Плача, она убежала к лифту.

— Не бросай меня, я в беде, — проскулил он.