— Я не знаю. Не выясняла. Мне от этого всего очень больно. Я всё потеряла. Только и осталось, что кормить зефиром случайных мужчин. Но долго ли ещё я смогу это делать? Как вы думаете?
— Да мне похуй, — ответил Вольский, вставая с дивана.
Он вышел в прихожую, надел ботинки и плащ. Застегнулся, разглядывая в зеркало своё лицо. Из комнаты доносились рыдания. Вольский подумал, не поджечь ли квартиру перед уходом, но лень было возиться. Плюнув на пол, он погасил свет и вышел.
Спускаясь по лестнице, Вольский громко насвистывал всё того же «Шарманщика». Между третьим и вторым этажом на корточках сидел очень худой морщинистый мужик в чёрных трениках и белой футболке с надписью «ЛДПР» на груди. Он курил папиросу и щурился от дыма.
— Знакомые лица, — сказал мужик.
Его собственное тонуло в желтовато–сизых клубах.
— У кого? — спросил Вольский.
Элдэпээровец медленно выпрямился. Его колени противно щёлкнули. Он отряхнул со штанов пепел и протянул корявую ладонь.
— Ну, здравствуй, Валет. А говорили, тебя в Ростове чёрные на пику посадили и в Дон кинули. И не выплыл ты. А оказывается, выплыл. Какими судьбами? Не меня ли искал?
Он продолжал держать ладонь протянутой. Вольский крепко ухватил его за средний палец и нажал, как на рычаг. Раздался негромкий хруст. Мужик удивлённо заскулил и выронил изо рта папиросу. Продолжая выкручивать ему палец, Вольский звонко запел:
— Всё покорно сносит, терпит всё старик, не прервётся песня и на краткий миг…
— Больно, сука, блядь! — крикнул мужик.
— Ах, краткий миг…
— Что творишь, беспредельщик сраный?!
Вольский пнул его в мошонку и побежал дальше, продолжая напевать. Выйдя из парадной, он с наслаждением вдохнул холодный ночной воздух и достал смартфон. Были пропущенные вызовы от Саши и мамы. Ей–то что понадобилось? Вольский открыл «Телеграм» и прочитал новое Сашино сообщение: «Коля, мне очень больно. И страшно». «Обычные бабские манипуляции», — догадался он.
И написал:
«Я‑то тут при чём? Я тебя не бил и не пугал».
Не дожидаясь ответа, Вольский сунул смартфон в карман, прошагал через дворы и вышел на проспект. Минут за сорок можно было дойти домой. Но он поленился. И вызвал такси. Машина прикатила быстро. Вольский не успел докурить сигарету. Эффектно отщёлкнув её на десяток метров, он сел на заднее сиденье.
— Как дела у вас? — спросил водитель, трогаясь.
— Прекрасно.
— А у меня кот умер.
— Смешно, — сказал Вольский. — Сегодня что, у всех таксистов коты умирают?
Водитель посмотрел в зеркальце и съехал к обочине.
— Ага, — сказал он, повернувшись. — Вот ты мне и попался, гад. Быстро, однако.
— В чём дело? — спросил надменно Вольский. — Будьте любезны продолжить движение.
— Хуй тебе!
Костя схватил его за горло. Руки у него были крепкие и горячие. Почему–то Вольский представил, как таксист этими руками держит голову Саши, пока она сосёт ему на заднем сиденье.
— Это ошибка, ошибка, — прохрипел Вольский.
— Хуй тебе! — повторил таксист.
— Вы обознались, я не он…
— Это ты мне говорил, что я пидорас, чтоб я умер, ты над котом моим смеялся, — кричал Костя, рыдая. — Что я тебе плохого сделал, мразь?! Чем оскорбил?!
— Убийство — грех, — сумел выдавить Вольский, перед тем как отключиться.
Очнулся он быстро. И обнаружил себя лежащим на обочине рядом с тихо урчащей машиной. Над ним стоял Костя с бейсбольной битой в руках.
— Ты чёрт! — сказал он и больно ткнул концом биты в грудь.
— Не бейте меня, — простонал Вольский. — У меня слабое сердце. Я болен. Я состою на учёте у психиатра. Всё, что произошло, — ошибка. Жена отравится, если вы меня убьёте.
— Вставай на карачки и уёбывай отсюда.
Вольский послушно встал на четвереньки и припустил прочь, больно стукаясь коленями об асфальт. Через два десятка метров он остановился, собираясь подняться, но увидел, что Костя медленно едет сзади.
— На карачках, я сказал! Встанешь — башку расшибу, — закричал таксист, высунувшись в окно.
— Я устал, мне больно. Вы не имеете права издеваться, — отозвался Вольский, стараясь, чтобы голос звучал как можно жальче.
— Заткнись, козёл! Куда тебе там надо было ехать? Вот туда и двинем. Ну–ка, пошёл!
Вольский побежал дальше. Редкие прохожие проходили мимо, даже не оглядываясь. Он не понимал, почему никто не вступится за него. Разве не очевидно, что здесь творится издевательство?
Вскоре ему встретилась симпатичная пьяная женщина. В руке она держала бутылку вина. Плащ её распахнулся, и Вольский увидел, что под ним надето лишь чёрное нижнее бельё. Несмотря на ужасную боль от изодранных коленей и ладоней, он возбудился. Женщина наклонилась и, смеясь, стала хлопать себя по белой ляжке.
— Собачка, ко мне, собачка!
Она попыталась свистнуть, но смогла издать лишь неприличный звук.
— Не останавливаться, гнида! — крикнул сзади Костя и посигналил.
— А это твой раб, что ли? — крикнула женщина. — Подари его мне. Он мне будет ножки между пальчиков вылизывать.
— Это чертила! — строго сказал Костя. — Но я его проучу. Выбью из него всё говно.
— А можно мне посмотреть? — спросила она. — Это так интересно.
— На здоровье.
Она увязалась следом, попивая вино и расплёскивая под ноги.