На улице стемнело. Но фонари почему–то не зажглись. Слегка пританцовывая, Вольский шагал по двору. Он чувствовал блаженный трепет во всём теле. Будто вместо внутренностей, всех этих вонючих и грязных кишок, его наполнили нежными светлячками и красивыми бабочками. Хотелось петь. И он запел во всё горло:
Соседняя улица была освещена. И Вольский замолчал. Не стоило привлекать к себе лишнее внимание. Он прошёл несколько кварталов и внезапно почувствовал сильный голод. Вспомнил суп и немного пожалел, что не сожрал его. Подумал о Саше. Внутри что–то шевельнулось и возникло ощущение, будто проглотил мятный леденец. Но ощущение было смутное, как воспоминание о чём–то давно прошедшем. И холодок в груди быстро исчез.
Заметив вывеску «Продукты 24 часа», Вольский зашёл в магазин. Покупателей не было. За кассой сидела толстая женщина в красном фартуке и водила пальцем по экрану смартфона. Вольский взял пачку чипсов, копчёную колбасу, хлеб, бутылку «Нарзана», несколько шоколадок и направился к выходу.
— Эй, мужчина! — крикнула кассирша в спину. — А платить Путин будет?
Вольский резко развернулся и подошёл.
— Ты что, милый, забылся? — спросила она.
— Денег у меня нет, — ответил он задумчиво. — Точнее, есть, но мало.
— Ну, так иди и заработай! А потом возвращайся. Денег у него нет, умный какой. Люди вон за копейки пашут, как рабы…
— Бабка, а у тебя в кассе много денег? — спросил Вольский вкрадчивым голосом.
Кассирша медленно встала.
— Какая я тебе бабка? — спросила она, тараща глаза. — Ты где тут бабку увидел, козёл вонючий?
— Открывай кассу, — сказал Вольский.
— Валееерааа! — заорала кассирша.
Из подсобки вышел заспанный верзила в мятой чёрной униформе, с перхотью на вороте и плечах. Он почёсывался и зевал.
— Чего случилось?
— Валера, нас грабят.
— Этот? — спросил охранник лениво.
Вольский коротко замахнулся и швырнул бутылку. Она врезалась Валере в лоб, срикошетила и разбилась о стену. Охранник схватился за лицо, покачнулся и упал на колени. По рукам текла кровь.
— Жми кнопку, — простонал он, повалился и издал бульканье.
Но кассирша лишь скулила.
Вольский сложил рядом с кассой продукты, разыскал глазами камеру наблюдения и послал ей несколько воздушных поцелуев.
— Она не работает, — хныча, простонала кассирша.
— А касса работает?
— Я не могу, не могу, мне придётся отдавать, у меня дети, кредит…
— Бедняжка, — сказал Вольский, склонив голову набок. — Покушай…
И протянул колбасу.
Она испуганно взяла её двумя руками, медленно поднесла ко рту и откусила.
— Ешь, ешь, — сказал Вольский. — Можно, можно. Я подожду.
Кассирша что–то сказала, прожевала, проглотила и повторила:
— Она невкусная. Тряпками воняет.
— А зачем вы людям продаёте колбасу, которая воняет тряпками? — захохотал Вольский. — Людям, значит, можно это жрать?! Ешь!
— Слушаюсь.
Застонал охранник, тяжело перевернулся на живот и пополз к подсобке.
— Крепкий, — сказал Вольский. — Башка, наверное, деревянная.
— Ага.
— А хуй?! — заорал Вольский ей в лицо.
— Я не знаю, не знаю. Пожалуйста, можно я доем, а потом вы уйдёте?
— Конечно.
Она откусывала большие куски и глотала, почти не жуя.
— Хлеб бери.
— Я не ем хлеб.
— Надо, надо.
Он разорвал упаковку, достал горбушку и стал запихивать ей в рот. По пухленьким щекам кассирши катились слёзы. Зашёл мужик и стал разглядывать стеллаж с вином. Вольский покосился на него. Подумал было подкрасться сзади и дать по башке. Но мужик выглядел крепким и мог легко навалять в ответ.
— Ты знаешь его? — спросил Вольский шёпотом.
— Нет.
— Похож на боксёра.
— Я не знаю, кто это.
Выбрав бутылку, он подошёл. Кассирша, тяжело жуя, задыхаясь и плача, пробила вино.
— Ещё две пачки стиков.
— Стики? — не сдержался Вольский. — Они же воняют немытой жопой.
Мужик нервно дёрнул плечом и ответил, не поворачивая голову:
— Не знаю. Никогда не нюхал немытые жопы.
— Хочешь попробовать? — спросил Вольский, наклонился и плюнул ему в ухо.
Мужик заорал, попятился, задирая куртку, и выхватил из–за пояса пистолет. Вольский бросил ему в лицо хлеб и выскочил из магазина. Он бежал по улице, петляя, пригибаясь, но вдогонку не стреляли. Промчавшись полквартала, он присел на лавочку передохнуть. Его душили кашель и истерический смех. Он дрожал от возбуждения. Хватался за плечи, чтобы немного успокоиться. Отвесил себе несколько пощёчин. Подошла припозднившаяся старушка с маленькой мохнатой собачкой на руках.