Он решительно опровергал тех, кто ищет оправдания тому положению вещей, когда те, кто работает, не имеют возможности удовлетворить свои элементарные потребности в пище. «Такие люди к этому привыкли, они не знают лучшего, — цедит сквозь зубы сластолюбец, потягивая свое дорогое вино, но это неправда, к голоду никогда не привыкают, к противоестественному питанию, к полному упадку сил и упадку мужества, к наготе в суровое время года не привыкают никогда... Не привычка решает вопрос о том, что само по себе излишне и само по себе необходимо, а природа. Иметь здоровую для человеческого тела пищу в количестве, нужном для восстановления сил, и постоянное и здоровое жилище должен всякий работающий, — это принцип»[244]
.Фихте недвусмысленно осуждал всякую политику и всякую идеологию грабежа других стран и народов. Выдвигая лозунг расширения Германии до «естественных границ» (к которому апеллировали фашистские заправилы), Фихте подчеркивал, что здесь речь идет не о захвате чужих земель и народов, а лишь об уничтожении искусственных перегородок, созданных феодализмом внутри Германии. Ни о каком империалистическом наступлении на Восток или Запад, ни о каком захвате или грабеже земель, населяемых французами или славянами, у Фихте нет и речи. «Если у воина, — пишет он, — господствующим побуждением становится собственное обогащение, если у него вошло в обыкновение при опустошении цветущих стран не думать ни о чем ином, кроме как о том, что он выгадает для собственной особы от всеобщей нищеты, то следует ожидать, что чувства сострадания и жалости в нем умолкли. Кроме этой варварской грубости и соответственно ей современный завоеватель мира должен был бы воспитать в своих подданных также холодную и расчетливую страсть к разбою, он должен был бы не наказывать вымогательства, а скорее поощрять их... Где сыщется в новейшей Европе нация, настолько бесчестная, чтобы можно было выдрессировать ее таким образом?»[245]
Таким образом, совершенно очевидно, насколько несостоятельны спекуляции фашистов именем Фихте, насколько его социально-политические идеалы противостоят политической программе фашизма, обосновывающей эксплуатацию и подавление трудящихся «своей» страны, империалистическую агрессию против других народов.
Столь же несостоятельны попытки фашистов «усвоить» и взять на вооружение философско-исторические и социально-политические взгляды И. Канта. Гитлеровские «философы» стремились противопоставить идеи Канта идеям французского Просвещения, и в особенности Руссо. Они доказывали, что Кант «преодолел» Руссо, что абстрактной, антиисторической «общей воле» Руссо Кант якобы противопоставил «историческое» понятие нравственного долга, а космополитической идее человечества, разрабатываемой Просвещением, — немецкую национальную идею. Но действительный, исторический Кант не соответствует образу Канта, «открытому» фашистскими «теоретиками». Действительный, исторический Кант свои взгляды на философию истории выработал в теснейшей связи с философией Просвещения и высоко оценивал Просвещение как решимость человека, человечества руководствоваться своим собственным рассудком. Фашистские «теоретики» спекулируют на знаменитом тезисе Канта из «Критики чистого разума»: «Я должен был ограничить знание, чтобы очистить место вере», — чтобы доказать, будто Кант отвергает рационалистическое объяснение бытия, что он будто бы был и остается иррационалистом.
Действительно, Кант потеснил науку, чтобы оставить место вере; здесь нашла свое выражение вся непоследовательность немецкой буржуазии в борьбе с феодальным мировоззрением и феодальными общественными порядками. Но при всей своей непоследовательности Кант был приверженцем рассудка, был немецким теоретиком Просвещения. В статье «Ответ на вопрос: что такое Просвещение», написанной в 1784 г., Кант определяет Просвещение как решимость человека пользоваться своим собственным рассудком не прибегая к руководству рассудка другого. «Sapere aude» (дерзай познать), — напоминает Кант слова латинского изречения, — имей мужество пользоваться своим собственным рассудком! — таком девиз Просвещения»[246]
.Совершенно несостоятельны попытки фашистов оклеветать Канта, противопоставить его понятие безусловной формы нравственного долга понятию всенародной воли у Руссо. Фашисты ненавидели Руссо, его великие идеи о социальном равенстве и справедливости, об общественном договоре, о воле большинства как о воле народа. Эту «общую волю» фашисты отвергают как понятие, в котором «нет ничего живого», как «искусственный продукт геометрического мышления», как «безличного диктатора», наделенного властью повелевать всеми до следующих выборов.