Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

Женщины за тридцать проходят сквозь меня холодными неподвижными взорами, не меняя выражения лица. Так полу­чается лишь у дочерей Востока. Потому что это не от кокетства. А от чего? Расплата мне, постороннему пришельцу, за традиционное место женщины в мусульманской культуре?

Подобная манера, практикуемая московскими модницами, вышагивающими специ­ально тренируемой походкой победи­тельниц и смотрящими на мир исключительно периферическим зрением, никогда не встречаясь ни с кем взглядом (подсматривая потом на заинтересовавших их людей исподтишка), выглядит по сравнению с наблю­даемым здесь лишь жалкой потугой непонятно на что.

Старухи–ханумки, в своих бесчисленных платках, юбках, цветастых шароварах по щиколотку, идут, галдя между собой и шаркая остроносыми туркменскими галошами, одетыми на босу ногу и подвязанными поперек ступни цветной веревочкой. Заслы­шав сзади мои угрюмые сапоги («клик- клик» ― шагомер), кто‑то из них мельком обо­рачивается, что‑то без всякого испуга вскрикивает или, наоборот, вопросительно–на­стороженно замолкает. Остальные на это тоже оборачиваются и при­тормаживают, чтобы я побыстрее их обогнал. Когда я прохожу, уважительно здороваясь, сзади еще некоторое время сохраняется рассматривающая мою спину тишина».

АЛЬБИНОС

Ха­тем тот­час сжег чер­ные пе­рья, опу­стил пе­пел в воду и, омыв­шись этой во­дой, стал покрыв­аться черным­и пятнам­и, а вскоре и во­все почерн­ел…

(Хорас­анская сказка)

«2 февраля…. На окраине Кара–Калы на проводах две стаи скворцов по триста и четыреста штук. В одной из них ― альбинос (крылья и хвост белые, тело грязно–бе­лое). Как я среди туркменов».

НА ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ

По­том они накрыл­и семь дастархан­ов и выстав­или на них красные чаши, а на семь дру­гих дастархан­ов выстав­или чаши бе­лые…

(Хорас­анская сказка)

«18 февраля. Здорово, Маркыч! Как оно?

…Пройдя в маршруте тот или иной участок до намеченной себе где‑нибудь впере­ди цели, или останавливаешься пере­вести дух, или присаживаешься на минуту осмотреться, или устраиваешь привал. Сегодня, миновав километры пологих мягких холмов, выстилающих центральную часть долины Сумбара, подошел к первым ска­лам в предгорьях и уселся по­смотреть, что и как.

Место особое: мягкие мергелевые породы холмов последней складкой упираются в скальные склоны Сюнт–Хасардаг­ской гряды. Между ними здесь небольшая ровная лужайка с изумрудной травой, вплотную к которой подходят светлые скалы, ниспадаю­щие пологими ровными пластами, словно пролитая на зеленую промокаш­ку сгущенка, застывшая шерохо­ватыми засахарившимися потеками. Здесь отчетли­вая граница двух совершенно разных местообитаний; меняется рельеф, почва, рас­тительность, а вместе с ними и птичий мир.

Как пограничник на этом рубеже ― большой скалистый поползень ― маленькая, вопреки названию, заметная шумная птичка; его энергичный булькающий свист про­катывается эхом далеко по ущельям. Он явно тяготеет именно к скалам и каменис­тым осыпям. Привычно отмечая его в типичном месте, вдруг замечаю, что две птицы заняты весьма особым делом ― запасают провиант.

Два поползня из одной пары, самец и самка, хозяйничают на своей гнездовой тер­ритории, поспешно и деловито раз за разом, каждый по–своему, повторяя одни и те же действия, добывая и пряча жуков, у которых начинается весенний лет.

Весна, жуки полезли из земли, хлопотливо вступая из подземной личиночной в но­вую, взрослую, «жучиную» стадию свое­го существования, наполняя все вокруг своим жужжанием и прочей, столь заметной многоногой насекомостью. Оно и понятно: по­сидишь годик под землей, пусть даже дородно жиреющей, растущей личинкой, обра­дуешься потом солнышку и цветочкам вокруг… Для вечно жадных на еду птиц (полет требует энергии!) эти жирные жуки ― желанная жужжащая жрач­ка, деликатес, на до­бычу которого не жалко потратить усилий.

Самец летит со скал к лужайке, садится там на верхушку полутораметрового дер­жидерева и несколько секунд сидит, осматриваясь по сторонам. Потом слетает на землю и склевывает ползающего по траве или летающего низко над ней жука (очень похожего на нашего июньского ― надо ловить, определять).

Схватив жука, поползень убивает его тремя–четырьмя сильными ударами о землю и сразу отлетает с жертвой в клюве назад на скалы. Там он усаживается на одну из нескольких любимых присад ― большой приметный камень и несколько секунд рас­клевывает добычу, отчленяя жесткие ноги, надкрылья и головогрудь от мягкого и де­ликатесного жучиного брюш­ка. Закончив эту операцию, поползень слетает на несколько метров и прячет заначку в укромное место, причем во всех случаях (семь раз), засовывая ее в какую‑нибудь щель между камнями.