Фатальный абонент

В голове снова пронеслось: «Веди себя хорошо, иначе нас отправят в Союз, папа копит на машину…»

Они приближались неумолимо. Знали, что я не смогу пошевелить пальцем, чтобы дать отпор, защитить себя. Пацаны бежали впереди, девочки за ними. Я не выдержал. Вскочив, бросился изо всех сил. Петлял дворами. Огибая дома. Перепрыгивая клумбы и ограждения. Одноклассники растянулись в цепочку. Точно, идущая по следу жертвы, волчья стая. Та, что не смогла достать меня зимой. Когда мы замыкали бегущую группу обезумевших от страха рыбаков. Не догнала, не разорвала в клочья. Потому, что рядом был отец. Подталкивал меня в плечо, подбадривал взглядом. Если бы он был здесь. Но он копил на машину — у него была мечта, я не мог его подвести.

И теперь эта злобная свора снова пыталась не упустить свой шанс. На этот раз я был один.

— За что? За что? — кричал я про себя, устремляясь прочь. Бежал, не чувствуя ног. — Мамочка, папа, где вы? Почему вас нет рядом, когда вы так мне нужны, когда необходим хотя бы совет, всего лишь слово…

Погоня казалась чем-то нереальным. Быть может, стоило остановиться. И все встанет на свои места. Исчезнет страх. Всё успокоится. Преследование прекратиться и я окажусь в посёлке, с родителями.

Но жуткий, тягучий страх гнал меня вперед. Не давая оглянуться, заставляя по новой осознавать пережитое когда-то. Что осталось в памяти, не погребённое временем. Чувствовать себя раненой куропаткой, ищущей спасения, пытающейся скрыться за грязными сапогами мальчишки сидящего в кузове. И вот уже огромные белые ладони тянутся ко мне. Хватают за горло и бьют обо что-то холодное и несокрушимое. «Охота и война — это дело настоящих мужчин!»

Я с содроганием вспомнил окровавленные мешки. Торчащие из них клювики и коготки. Предсмертный писк. В отчаянии осознавал, что я совсем не мужчина. Не воин. Птиц жалел и сейчас… Жду помощи, молю и стенаю. Жажду заступничества. Но только молчание в ответ и распалённые азартом ненасытные грезящие о крови физиономии охотников, преследующих меня, желающие только одного — убийства!

На ум приходили фантастические животные, воображаемые мной во время охоты с деревянным ружьем, стреляющим пульками. Однажды придуманные чудища будоражили мне кровь, рождали в душе стойкость, готовность к сопротивлению неведомому злу. Но как справиться здесь, когда все вокруг неожиданно стало реальным. А чудища обернулись моими одногодками, недавними товарищами, друзьями? Где найти силы, чтобы противостоять этой бредящей местью орде. Беспощадной, не знающей милости.

Именно сейчас я понял, что одиночество мое было не там, среди полей и гор, пустынных лугов и нехоженой тайги. Где Красный Пёс, этот страшный зверь оказался полон благородства. А здесь — среди людей! Среди человеческой стаи. Готовой разорвать меня. За что? За разбитую склянку духов? Или потому, что решили, будто я не такой как они. Изгой?

Я был один. Совсем один. Слезы катились у меня из глаз. Заливали лицо. Я смахивал их рукавом, чтобы видеть дорогу. Губы продолжали шептать:

— Красный Пёс, не надо! Не беги за мной, не беги…

Неожиданно впереди вырос забор новостройки. Тупик. Перед ним большая лужа. Меня окружили. Кто-то поднял палку, кто-то камень. Муха пытался вырвать доску из ограждения. Кольцо сужалось.

— Не бейте его! — скомандовал Псов.

Я с надеждой посмотрел на него. Неужели все? Он все-таки вспомнил про нашу дружбу! Успокоился? Или боится последствий? Но маленькие буравчики глаз на рыжем лице продолжали светиться злобой и странным восторгом.

— Признавайся, откуда ты? Откуда? Таких ублюдков в Ленинграде нет! Откуда, говори! Скажи всем!

Я молчал. Было страшно от невозможности сопротивляться. От визга Пса, от его приспешников, готовых меня разорвать. От их взглядов полных ненависти.

— Хватайте его, окунайте в лужу! Пока не скажет, откуда он!

Множество рук схватили меня за одежду, присосались, словно щупальца, оторвали от земли. Я не сопротивлялся.

«Будь умницей, — шептала мама, — будь умницей, веди себя хорошо, папа копит на машину…».

Мама, мамочка, мамуля….

Многоголовая сколопендра потащила меня в лужу. Её сочленения колебались, а в просветах то с одной, то с другой стороны появлялась огненная голова Пса. Как тогда, на берегу ручья среди густой травы.

— Красный пёс, красный пёс, — уже по инерции мысленно умолял я, — не трожь меня, не делай мне больно! Красный пёс…

Меня бросили в лужу. Сгрудились вокруг. Стали пинать ногами, не давая подняться. Толкнули на колени.

— Только не в лицо, не в лицо, — твердил Псов, бегая вокруг!

Неожиданно остановился и обернулся к девчонкам, стоящим в стороне: — Верка — алкоголичка, накорми его грязью! Покажи, как ты его любишь!

Девочки расступились.

— Неее… — произнесла та едва слышно. Закрутила головой. Попыталась убежать.

Но Муха уже сгрёб её в охапку и подтащил к луже.

— Или я тебя сейчас сам накормлю! — усмехнулся Пёс. — Знаю, как вы дурили весь класс. Прикидывались. Смеялись над нами. Теперь наша очередь!

Пёс сделал вид, что собирается черпнуть.