Фацеции

Во времена Поджо Флоренция переживала важный этап

внутренней эволюции. Республика давно утвердилась.

Буржуазия победила и растворила в себе дворян. Буржуазия

победила и сокрушила рабочих как политическую группу. В

обоих этих столкновениях мелкая буржуазия – ремесленники – в

решительный момент была на стороне крупной – купцов,

фабрикантов, банкиров, которой принадлежало руководство, и

помогла ей одержать обе победы. Но после того как были

побеждены рабочие (1378 г.), крупная буржуазия очень скоро

лишила всякого политического влияния и ремесленников (1382

г.). В следующие десятилетия крупная буржуазия – суконные и

шерстяные магнаты – пользовалась своей победою и проводила

политику своего класса, политику экспансии, завоевания новых

рынков. Она покорила Пизу (1407 г.) и, получив таким образом

морской порт, старалась раздвигать территорию Флоренции на

юг и на запад. Но, обогащая фабрикантов, эта политика

истощала казну, разоряла ремесленников и сильно ударяла по

банковскому капиталу. Поэтому банковская крупная буржуазия,

опираясь на ремесленников, объявила войну войне, то есть

политике крупной промышленной буржуазии. Началась борьба,

и в ней впервые появилась одна особенность, которой не было

или почти не было в прежних классовых столкновениях во

Флоренции. Вожди оппозиции, Медичи, обвиняли вождей

правящей группы, Альбицци, в стремлении к тирании.

Альбицци говорили то же про Медичи. Обе стороны были

правы, хотя видимых признаков тирании, так хорошо знакомых

Италии по другим городам, во Флоренции как будто не

замечалось. Но уже в первой четверти XV века стали

показываться и признаки. Их стало больше, когда Альбицци

удалось (1433 г.) изгнать Медичи. Они сложились в очень

определенную картину, когда Медичи вернулись, были изгнаны

Альбицци и Козимо захватил власть (1434 г.).

20

Осторожная тирания Козимо очень бережно относилась к

республиканским этикетам и даже к республиканским

учреждениям. Медичи, как и Альбицци, не покушались на

республиканскую форму. Наоборот, они очень любили, когда

флорентийские публицисты прославляли республиканскую

свободу Флоренции и сопоставляли ее с деспотизмом,

царившим, например, в Милане. Существа их власти

гуманические разговоры не затрагивали, а полезного шума и

рекламы получалось довольно много.

Поджо твердо стоит на республиканской точке зрения.

Против монархического принципа он мечет громы в трактате

«De infelicitat principum», в письме к Филиппо Мария Висконти

он восхваляет республику, а в любопытном споре с Гуарино и

Ауриспою о том, кто выше из двух героев римской древности –

Сципион или Цезарь, со всей решительностью высказывается за

Сципиона: он ничем не запятнал любви к родине и служил ей

бескорыстно, в то время как Цезарь погубил республику. Мало

того, Поджо одобряет Брута и Кассия, убийц Цезаря:

продолжается тираноборческая традиция флорентийских

гуманистов, идущая от Боккаччо – ему принадлежит афоризм:

«Нет жертвы, более угодной богу, чем кровь тирана» – и

Салутати.

Поджо совершенно не смущает – и не смущало до конца, –

что друг его Козимо Медичи – монарх самый настоящий, что

папы, которым он служил, такие же государи, как и ломбардские

тираны. Но он не чувствует необходимости, – как Гуарино,

который жил при дворе д'Эсте, где были все внешние атрибуты

монархии, – защищать единоличную власть. Наоборот, он

пользуется широкой свободой слова, царившей при папской

курии, чтобы поносить монархию, которая и в Риме, и во

Флоренции фактически существовала и с существованием

которой было связано его собственное благополучие.

И организацию того государства, которое давало ему приют

и устраивало его дела с большими удобствами, Поджо

разоблачал довольно откровенно. Но, конечно, на практике не

предпринимал против нее ничего и, наоборот, сердито

огрызался на тех, кто в жизни хотел следовать тем принципам,

которые он проповедовал в своих писаниях.

В рассуждении о сравнительных достоинствах профессий

врача и юриста, в «Historia tripertita», он довольно много места

посвящает анализу понятия «закон», которому служат юристы.

21

Законы, говорит он, всегда вводились вопреки желанию народа,

и в древнейшие времена нужно было ссылаться на

божественную санкцию, чтобы заставить людей мириться с

законами. И сейчас законы обуздывают и устрашают лишь

низшие классы (plebecula et inferiores urbis), а сильные и власть

имущие с ними не считаются. Никогда короли или властитель не

подчиняются законам. Власть добывается попиранием закона и

насилием. Насилием и несправедливостью создается все

великое и достопамятное. Сильные люди законы презирают и