Читаем Фауст полностью

Листы к «Фаусту» начинались с иллюстрирования. Прежде чем перейти к материалу (речь тогда шла о ксилографии, гравюрах на дереве), художник делает множество зарисовок, пишет и себя, и своих коллег, ищет некий собирательный образ, пробует подняться над обычным «земным» мышлением. И вот работы уже готовы, но он ими недоволен, пишет в дневнике: «…получилось как всегда, как будто нормально, но ничего нового, интересного. Иллюстрации и все. Да еще и страшно меня расстроили. Показалось все плохо, стал перегравировывать, убирать складки, фоны, совсем испортил и забросил эти ксилографии». Снова ищет выход в рисовании, пробует различные пластические решения, все больше задумывается не о сюжете, а о том, как сам он воспринимает и чувствует трагедию Гете, образ героя. И все отдаляется от текста, погружаясь в мир напряженной жизни человеческого духа, приходя к языку метафоры, символики, ретроспективных обобщений.

Этот подход был в то время необычен, вызывал много споров, критики. Но художник сознательно шел на разрушение общепринятых норм, отстаивая свой мир и свой взгляд, свою творческую правоту. Вновь и вновь перечитывая различные переводы «Фауста» (Холодковского, Пастернака, Губера) он все более наполняется самой гетевской философией, все глубже осознает, что она — на все времена и для всех народов. В то же время понимает, что работать над этой темой с привычным иллюстративным подходом, то есть переводить фабулу на художественный язык, отдавая дань точности деталей места и времени действия, быта, костюма и. т. д. — значит только затемнять, только перекрывать философский смысл трагедии. Он ищет новые формы изобразительного языка, способные воплотить накапливающийся багаж мыслей и чувств; именно этим объясняется смена одной техники на другую, переход от гравюры к рисунку, от пера к кисти, карандашу; а потом возвращение к гравюре, но уже на камне (литография). Сама идея книги в этих поисках уходит из сферы быта, перестает быть подвластной «земным» трактовкам; ее пластическое выражение под рукой художника, очищаясь от буквального, все более наполняется внутренним, осознанным.

Из дневника художника: «…Я постепенно очищался от действующих лиц и пришел к одному лишь Фаусту. Его терзания, болезни его душевные, желания и действия, осознанные и неосознанные, и многое другое, что характеризует Фауста как человека и характеризует Фауста — человека вообще. Мне он представляется Человеком вообще, формулой человека, которая не меняется, пока человек существует. Я имею в виду не социологические, а психологические данные».

Проследим некоторые этапы обширной «фаустографии» Олега Яхнина.

1980 год. Листы в технике ксилографии: «Фауст и Вагнер», «Фауст и Мефистофель», «Смерть Фауста». Рисунки тушью, пером: «Фауст на коне и Мефистофель», «Фауст и Вагнер», «Фауст убивает Валентина», «Уснувший Фауст и Мефистофель», «Фауст, Маргарита я Мефистофель».

1981 год. Восемь рисунков тушью и кистью под общим названием «Фауст». Серия из пяти рисунков тушью и кистью «Мефистофельщина». Серия из пяти рисунков тушью и пером «Фауст». Шесть листов тушью и кистью серии «Голова и черти». 10 иллюстраций (тушь, кисть). Серия «Фауст» — восемь рисунков карандашом .

1982 год. Восемь работ, выполненных в технике литографии: «Люди», «Убийство», «Пространство», «Смерть», «Сон», «Размышление», «Отчаянье», «Прорыв».

1992 год. Пять станковых рисунков (тушь, кисть).

1998 год. Литография «Фауст. Размышления».

1999 год. Серия из восьми станковых рисунков к выставке, посвященной 250-летию со дня рождения Гете (тушь, кисть). Три листа из этой серии находятся в частном собрании Кирилла Авелева (Санкт-Петербург).

Эти работы хранятся в Государственном Русском музее, в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве, в Музее современного искусства в Пекине, в Томском и Сахалинском областных художественных музеях, в картинных галереях Владивостока, Вологды, в Дальневосточном художественном музее Хабаровска, а также в других музеях и галереях, частных коллекциях.

Перейти на страницу:

Похожие книги