Чередование рифм оба переводчика передают с некоторыми отклонениями. У Гете, как известно, доминирует во вступительных частях перекрестная рифма, которая — в основном закономерно, в 7 и 8 строках — сменяется смежной. В середине первого монолога Мефистофеля она полностью заменяется на смежную. Смежной рифмой сопровождаются и все книттельферзы 1-й части. Холодковский превращает смену перекрестной рифмы на смежную в 7—8 строках в абсолютное правило, лишая текст впечатления свободы и непредсказуемости в тех местах, где Гете внезапно отклоняется от своей схемы. А в первом монологе Мефистофеля Холодковский не выдерживает смены рифмы на смежную и возвращается к перекрестной. Иванов воспроизводит отклонения, допускаемые Гете: неожиданные смежные рифмы, а также — несколько случаев опоясывающих рифм, которые у Холодковского почти совсем не представлены. Правда, не всегда это делается в тех же строках, что у Гете: Иванов применяет прием позиционной компенсации. Однако встретился случай (начало «Пролога в театре»), когда Иванов создает тройную рифмовку (моих—каких—от них), которой нет у Гете. Каденцию, то есть мужские и женские окончания рифм, Холодковский сохраняет не всегда, у Иванова они полностью воспроизводят каденции подлинника.
Следовательно, формально-стиховая сторона оригинала в большей мере отражена в переводе Иванова, поскольку ему удается передать не только типичные схемы, но и отклонения от них, а также архитектонически важную смену рифмовок. Традиций передачи книттельферза тогда еще разработано не было, но разностопные ямбы в переводе Иванова, безусловно ближе к простонародной свободе книттельферза, нежели регулярный четырехстопник Холодковского.
Стиховые переносы, которые встречаются, например, в монологах Директора в «Прологе в театре», Холодковский игнорирует полностью, приближая стиль перевода к традициям классической русской поэзии XIX века. Иванов стиховые переносы воспроизводит, причем в переводе они зачастую — более сильные, чем в подлиннике:
— таким образом, разговорный оттенок в переводе Холодковского ослабевает, а в переводе Иванова — усиливается по сравнению с подлинником.
Разумеется, разговорный оттенок оформлен у Гете и с помощью соответствующей лексики, и с помощью синтаксических структур. Оба переводчика, ощущая важность просторечного оттенка, расцвечивают перевод колоритными оборотами речи. Однако в переводе Иванова (И) лексика такого рода встречается чаще, чем у Холодковского (X):
«набив живот потуже» (X) — «от сытного обеда приплетется» (И)
«дамы — те идут показывать наряды» (X) — «дамочки в нарядах дорогих» (И);
«меланхоличной пищи сердцу ждет» (X) — «Из драмы высосет меланхоличный сок» (И);
«челядь» (X) — «холуи» (И) и т п.
Обилие разговорных оборотов подчеркивает контраст речи персонажей и дает яркую речевую характеристику, которой отличаются персонажи Гете. Следовательно, и по этому параметру перевод Иванова ближе к подлиннику, чем перевод Холодковского.
Однако определяющую роль при передаче разговорного колорита, пожалуй, играет синтаксическая структура реплик, воспроизводящая интонации устной речи — ведь у Гете они абсолютно естественны. Достаточно сравнить один знаменитый фрагмент монолога Мефистофеля, чтобы убедиться в том, что наиболее естественной разговорной интонацией обладает перевод Иванова: