Фауст: о возможном

Человек ко всему привыкает довольно быстро. Так и я быстро перестал замечать произошедшую в Маргарите перемену, – мне хватило каких-нибудь двух часов, чтобы полностью примириться с этой новизной. Однако перед самым расставанием она заставила меня трепетать от мыслей и приятных мне догадок. Эта вновь народившаяся женщина обратила ко мне такой выразительный взгляд, что в нем одном я прочитал целое любовное послание. Ее глаза говорили мне, как сильно Маргарита жаждет большего, что эта женщина, только-только появившись в ней, уже диктует ей свои правила, уже требует от нее подчинения. Ее глаза обещали мне то запретное, что любой влюбленный жаждет получить с первой минуты влюбленности, но до последнего боится признаться себе в своих желаниях. Этот взгляд заставил мое сердце трепетать. Мне захотелось схватить Маргариту за руку, крепко сжать эту маленькую руку в своей и крикнуть ей в самое сердце: «Опомнись! Убеги! Спасись!». Не знаю, почему именно эти слова всплыли из глубины моей души. Но я сдержал свой порыв. Губы мои дрожали; и вместо каких-либо слов я просто припал к ее ладони долгим жадным поцелуем, словно вампир, предвкушающий сытный ужин.

* * *

Мы беспрепятственно осуществили задуманное моей возлюбленной. Да, именно возлюбленной. Теперь я понял, что свершившееся между нами свершилось лишь потому, что я люблю ее. Я люблю ее кожу, манящую своей неестественной белизной, люблю эти золотые косы. Как приятно касаться их, когда она спит. Эти губы, налитые спелой свежестью молодости, внушают мне любовь к ее поцелуям; эти белые руки внушают мне любовь к ее прикосновениям. Ее стройное тело, при взгляде на которое мое сердце наполняется предчувствием нового счастливого наваждения, лежит в мягких простынях рядом со мной, так близко, что боишься поверить, что это все происходит наяву. А ее душа, ее чистая, прекрасная душа, находится на своем законном месте – рядом с моей душой. Я чувствую, что так и должно быть. Или, что так уже было…

– Ты проснулся, мой милый, – голос Маргариты вырвал меня из мира моих размышлений. Я опять не успел додумать, почувствовать что-то важное. Но теперь поздно: чувство растаяло, растаяло ощущение, осталась только голая мысль, которая не может дать мне ответа. Я прижался к моей возлюбленной.

– Я так счастлив, – прошептал я ей на ухо. Слова эти я произнес не столько вдохновленный минутой, искренне, сколько по инерции – приблизительно такой монолог проговаривали герои почти всех прочитанных здесь мною романов.

– Нам надо расстаться. Скоро войдет мама (это слово она произнесла с ударением на втором слоге, немного «в нос») пожелать мне доброго утра.

Я, не колеблясь ни минуты, встал и быстро оделся. Очарование содеянным прошло, и не осталось никакого мистического покрывала над нашими жизнями, над переплетением наших судеб. Казалось, мы лишь сделали что-то настолько простое, настолько предсказуемое, что этому не стоило придавать значения. В какой-то момент мне даже показалось (правда, лишь на мгновение), что я совершенно утратил к Маргарите интерес. Но я тут же поспешил отогнать от себя эти чудовищные, как мне казалось, мысли и покинуть комнату Маргариты.

* * *

6 сентября 1884 года.