Фауст

Александр Великий был не только одним из героев Античности, но также являлся персонажем популярных литературных и художественных произведений того времени и служил образцом для многих правителей эпохи Возрождения. Тогда далеко не случайным выглядит то, что ввиду нависшей угрозы османских армий Карл требовал от Фауста представить ему на обозрение настоящую икону рыцарских качеств: символ храбрости, щедрости, благородства, самоотречения и победы над нечестивыми язычниками.

Вполне очевидно сходство с более ранними инсбрукскими байками, пересказанными Гансом Саксом, а также с ходившим тогда слухом, что магом якобы был Тритемий. По этой причине студенты, изучающие историю литературы, склонны расценивать эти рассказы как повтор одного и того же сюжета с разными именами действующих лиц. Конечно, такое вполне допустимо, но при этом мы не берём во внимание одну важную особенность данного случая. Фауст сам объявил себя некромантом и даже «кладезем некромантии». Стоило ли ожидать, что он не попытается совершить магические подвиги, подобные тем, что могли иметь место в Эрфурте или Инсбруке? Некромант, который не вызывает души мёртвых, недостоин называться некромантом.

Если верить «народной книге», после того, как Фауст вызвал духов на глазах у императора, он стал участником ещё одной сцены, быстро превратившейся в фарс. Распростившись с духом Александра Великого, Фауст оставался без дела какое-то время, вероятно, ожидая, пока император хорошенько обдумает чудеса, свидетелем которых он оказался. В галерее Фауст решил было осмотреть сад и понаблюдать за придворными, как вдруг заметил одного рыцаря, прикорнувшего прямо в окне парадного зала. Не раздумывая, Фауст наколдовал рыцарю пару ветвистых оленьих рогов. Пробудившись ото сна, рыцарь попытался поднять голову и разбил стекло. Гулявшие по саду придворные увидели рыцаря и вместе с Фаустом принялись громко смеяться. Услышав шум, император вышел посмотреть, в чём дело, и, увидев беднягу рыцаря, застрявшего в окне, тоже рассмеялся. Император поздравил Фауста с удачной шуткой – и маг, поклонившись, освободил героя инцидента от столь неудобного головного убора. Однако рыцарь затаил обиду.

Когда по до конца неясным личным причинам Фауст покинул Инсбрук, его осыпали «множеством наград и подарков». Отъехав лиги на полторы от стен города и, вероятно, успев продекламировать строки Генриха Айзека (1450–1517) «Innsbruck, ich muss dich lassen» («Инсбрук, мне пора уезжать»), Фауст оказался в лесу, где был атакован тем самым рассерженным рыцарем. Рыцарь и его спутники ждали Фауста с грозно опущенными копьями. Превратив соседние кусты в конных воинов, Фауст направил свои войска в атаку на противника. К счастью для Фауста, кустов в лесу оказалось больше, чем друзей у рыцаря, и противник, не ожидавший такого поворота, сдался на милость победителя. Фауст великодушно пощадил обидчиков, «в наказание» снабдив каждого наездника парой козлиных рогов, а каждую лошадь – парой коровьих рогов{323}.

Хотя в своей пьесе Марло придумал этому безымянному рыцарю имя Бенволио, можно предположить, что у «Бенволио» был вполне реальный прототип. Рыцарь не только подвергся унижению перед самим императором, но также потерпел фиаско на глазах у товарищей по оружию. Хотя безымянный рыцарь представлен читателю так, словно его имя было скрыто нарочно, однако на полях книги Шписа издания 1587 года значится имя барона фон Гардека. Этого человека позднее идентифицировали как Фердинанда фон Гардегга (1549–1595) – австрийского графа, получившего сомнительную известность благодаря сдаче османам форта Гьор в Венгрии, находившегося под его командой и казнённого за предательство. Впрочем, когда в 1587 году Шпис впервые выпустил свою книгу, о фон Гардегге ещё никто не слышал, а упоминание его имени могло служить ближайшим целям борьбы с обвинениями, выдвинутыми другим человеком, неожиданно ставшим мишенью «Истории» Шписа{324}.