Фаворит

– Даю вам слово, что у вас нет никаких повреждений, о которых вы не знаете. У вас целы все внутренние органы, хирургического вмешательства не потребовалось. Через три недели будете как новенький. Разве что, – добавил он, – останется небольшой шрам на лице. Мы сделали несколько стежков под левым глазом.

Поскольку я и раньше не был писаным красавцем, меня это не слишком беспокоило. Я поблагодарил доктора, и он накрыл меня одеялом. Его суровое лицо внезапно осветилось лукавой улыбкой, и он сказал:

– Впрочем, вчера вы убеждали меня, что у вас нет ничего серьезного и что вы намерены сегодня встать с постели, если я правильно понял.

– Да ну вас, – негромко проговорил я, – встану завтра.

Встал я в четверг, а в субботу утром выписался, чувствуя себя гораздо слабее, чем хотелось бы. Отец, собиравшийся уезжать утром в понедельник, заехал за мной и отвез к Сцилле.

Сцилла и Полли только прищелкнули языками, когда я выбрался из «ягуара» и двинулся к ним на одной четверти моей обычной скорости. Они обменялись сочувственными замечаниями, наблюдая, как я осторожно поднимаюсь по ступенькам крыльца. Генри, бросив на меня мгновенный, все понимающий взгляд, которым он сразу охватил и мое черно-желтое лицо, и длинный, едва зарубцевавшийся шрам поперек щеки, приветствовал меня вопросом:

– Пришельцы из космоса? А им тоже досталось?

– Сейчас я тебе надеру задницу, – сказал я, и Генри радостно ухмыльнулся.

В семь часов вечера, когда детей отправили спать, позвонила Кэт. Сцилла и мой отец решили спуститься в погреб за вином, оставив меня одного в гостиной.

– Ну и как? – спросила Кэт.

– Затоптали меня на совесть, – ответил я. – Спасибо вам за письмо и за цветы.

– Послать цветы – идея дяди Джорджа, – сказала она. – Я было заикнулась, что цветы – это уж очень похоже на похороны, но он чуть со смеху не лопнул, так забавно это ему показалось. Я, по правде говоря, не видела в этом ничего смешного, особенно когда позвонила миссис Дэвидсон и сказала, что до похорон и вправду было рукой подать.

– Ерунда, – сказал я. – Сцилла преувеличила. И ваша это была идея или дяди Джорджа, все равно спасибо за цветы.

– Наверно, я должна была послать лилии, а не тюльпаны, – засмеялась она.

– В следующий раз вы сможете прислать лилии, – успокоил я Кэт, наслаждаясь звуками ее чудесного голоса.

– Господи боже мой! Неужели будет еще и следующий раз?

– Теперь уж непременно, – пообещал я весело.

– Ну что ж, – вздохнула Кэт, – я оставлю постоянный заказ на лилии в цветочном магазине.

– Я люблю вас, Кэт, – сказал я.

– Должна признаться, – радостно ответила она, – приятно слышать, когда люди это говорят.

– Люди? Кто это еще говорил? Когда? – спросил я, опасаясь худшего.

– Ну, – проронила она после небольшой паузы, – по правде сказать, это говорил Дэн.

– О!

– Не ревнуйте, – проворковала она. – Вот и Дэн такой же. Он тоже делается мрачным, словно гроза, когда слышит ваше имя. Вы оба совсем мальчишки.

– Так точно, мадам, – сказал я. – Когда я увижу вас?

Мы условились встретиться в Лондоне, и, прежде чем она повесила трубку, я еще раз сказал, что люблю ее. Я уже собирался повесить трубку, когда вдруг услышал в телефоне совершенно неожиданный звук – короткое хихиканье. Мгновенно подавленное, но совершенно определенное хихиканье.

Я знал, что она уже повесила трубку, но сказал в немой телефон:

– Подождите минутку, Кэт, я… э… хочу вам кое-что прочесть… из газеты. Подождите, я сейчас найду.

Я положил трубку на стол, осторожно вышел из гостиной и поднялся по лестнице наверх, в спальню Сциллы.

Там они и стояли, негодяи, сбившись в преступную шайку возле отводной трубки: Генри прижимал трубку к уху, Полли склонила голову к нему, а Уильям с глубочайшей серьезностью уставился на них, открыв рот. Все трое были в пижамах и халатах.

– Ну и чем вы, по-вашему, занимаетесь? – произнес я сурово.

– Ох черт! – фыркнул Генри, роняя трубку на постель, словно она обожгла ему руки.

– Алан! – жалобно произнесла Полли, густо покраснев.

– Давно вы подслушиваете? – спросил я.

– С самого начала, – ответила Полли смущенно.

– Генри всегда подслушивает, – сообщил Уильям, явно гордясь своим братом.

– Заткнись, – сказал Генри.

– Вы маленькие негодяи, – заявил я.

Уильям выглядел обиженным.

– Но Генри всегда подслушивает, – повторил он. – Он всех подслушивает. Он все проверяет, ведь это же хорошо? Генри все время всех проверяет, правда, Генри?

– Заткнись, Уильям, – повторил Генри, красный и злой.

– Значит, Генри всех проверяет? – спросил я, сердито нахмурив брови.

Генри смотрел на меня, пойманный с поличным, но не раскаивающийся.

Я раскрыл рот, но проповедь на тему о святости личных тайн, которую я собирался им прочитать, внезапно вылетела у меня из головы. Я замер, осененный догадкой.

– Генри, сколько времени ты подслушиваешь чужие разговоры по телефону? – спросил я кротко.

Он настороженно посмотрел на меня.

– Да уж порядочно, – ответил он наконец.

– Дни? Недели? Месяцы?

– Века, – сказала Полли, заметив, что я больше не сержусь.

– Ты когда-нибудь подслушивал разговоры отца? – спросил я.

– Часто, – ответил Генри.