Сейчас, охладив голову бешеной скачкой назад в Афонов зимовник, которая едва не загнала тощую лошадку Герасима, Чернышев понял, что сценарий с заложником, который отлично вписывается в реалии двадцать первого века, в восемнадцатом не сработает. Во-первых, чисто технически. Как он выдвинет свои требования? Телефонов то нет. Бумагу напишет? Кому? Да и самой бумаги нет, как и пишущих средств. Во-вторых, в восемнадцатом веке за жизнь какого-то безвестного подпоручика никто труситься не будет. Если «бабы еще нарожают» было еще верно в двадцатом веке, то двумя столетиями раньше и подавно.
– Ты кто, антихрист? – в глазах офицера была только ненависть и ни капли страха.
– Ага, прибыл к вам с ревизией с галактического центра. Как вы тут соблюдаете Божьи заповеди.
«Эх, молодо-зелено. Свою жизнь ни в грош не ставим… А ведь ему¸ наверное, столько же лет, сколько и мне», – неожиданно пришло в голову Александру.
– Как зовут и сколько тебе годков то будет?
– Григорий Половцев. Двадцать первый пошел.
– Ну, про то, сколько вас в крепости и сколько пушек у вас я спрашивать не буду. За ненадобностью.
«Эх, если бы документы офицера заполучить. Можно с ними и в Питер трогать. Фото то на них нет. Фотографирование только через сто лет изобретут. Но не носили тогда офицеры при себе документы. В канцелярии они хранились».
– Вот что, Григорий Половцев, – «ну почти Григорий Потемкин», – мелькнуло в голове Александра, – предлагаю размен. Ты мне отдаешь свои бумаги на себя, а я тебя отпускаю. Еще и золота дам.
То что, имя и фамилия пленного похожи на имя и фамилию самого знаменитого фаворита Екатерины Второй, Александр Чернышев посчитал очень хорошим знаком.
«Сама судьба подсказывает, что я выбрал правильный план действий».
– Не надо мне воровского золота! Бумаги на честь офицерскую не меняю!
Стоявший рядом Герасим замахнулся на офицера:
– Ишь, как борзо их благородию говоришь!
Тот рефлексивно отшатнулся.
– Герасим! А ну остынь! – прикрикнул Чернышев.
«Ну, вот что мне с тобой, таким честным и правильным делать? Как тебе втемяшить в твою башку, что передав мне свои бумаги, ты сделаешь во благо государству российскому»?
Грустные размышления Чернышева прервал офицер.
– Не проверять ты пришел, как мы Божьи заповеди блюдем. Ты антихрист! Сговориться с тобой, погубить свою душу на веки вечные.
«А ведь он всерьез допустил, что я прибыл на Землю. Только не для проверки Божьих заповедей, а для соблазнения душ христианских. Но если попытаться переубедить его? Тогда даст бумаги? Только как?» – Александр задумчиво смотрел на своего пленного.
– Батюшка кто у тебя, бравый офицер?
– В канцелярии Его Превосходительства губернатора Белгородской губернии служит надворным советником.
«Надворный советник. По табелю о рангах Российской империи чиновник седьмого класса. Соответствует воинскому званию подполковника, – пронеслось в голове Александра. – Имеет право на потомственное дворянство. Вот такой российский служивый может мне нужные документы организовать. Но для начала надо убедить его сынка, что я посланец Божий», – представитель двадцать первого века задумчиво смотрел на своего почти ровесника восемнадцатого века.
– Так, стало быть, ты у нас дворянин?
– Да, – офицер гордо поднял голову.
– Где учился?
– В цифирной школе в Белгороде.
«Как же до тебя, Григорий Половцев, достучаться? Может все же попробовать его банально купить? Как скажут в циничном двадцать первом веке – продаются все. Только цена у всех разная. Золотишком я разжился. Правда пока от „воровского золота“ он отказывается. Но это пока, до озвучивания конкретных сумм.
А что дальше? Допустим, согласится этот подпоручик и тут же, при первой возможности, сдаст. Не будет российский офицер, да еще дворянин помогать всякому проходимцу. Вот если бы я был ему свой, то на какую-нибудь авантюру его подбить можно было. Как братья Орловы, которые подбили на государственную измену своих товарищей и втащили на престол Екатерину. Но я-то этому офицеру не товарищ, а неизвестно кто», – Александр Чернышев все отчетливее понимал всю безнадежность своего замысла изменить историю.
Это на первый взгляд казалось очень просто. Покорить сердце любвеобильной тридцатидвухлетней Фике, как это получилось у Орлова и Потемкина и все, Российская империя у ног. Но те же Орловы были любимцы гвардии, петербургского света и герои устной столичной скандальной хроники. Петербургские знатные женщины, не отягощенные тогда еще образованием, летели в объятия этих красавцев-великанов как мотыльки на свет. Тогда чем больше у мужчин было любовниц, тем больше он ценился.