Через несколько дней пришли великолепные новости от Квинта Аррия. Хотя силы были в соотношении пяти к одному, он укрылся на горе Гарган в Апулии и внезапно напал на недисциплинированных, толкущихся людей Крикса, которых завел в ловушку. Сам Крикс и все его тридцать тысяч убиты, а уцелевшие были потом казнены. Квинт Аррий не планировал оставлять врага живым.
Геллию не повезло. То, что Аррий сделал с Криксом, Спартак проделал с ним. Один легион Геллия рассеялся в панике, как только люди увидели огромные силы, которые надвигались на них. И хорошо сделали, как оказалось, ибо те, кто остался, были уничтожены. По крайней мере, они убежали, не побросав оружия и доспехов, так что, когда вновь соединившимся Аррию и Геллию удалось остановить их, у них имелось оружие и они могли (во всяком случае, теоретически) снова драться, не возвращаясь за экипировкой в Капую.
Направление, в котором ушли Аррий и Геллий после поражения, не имело значения для Спартака. Он сразу двинулся на север, желая встретиться с Клодианом, о планах которого его информировал пленный римский трибун. В Адрие на Адриатическом берегу две армии встретились с тем же результатом для Клодиана, что и для Геллия. Люди Клодиана в панике разбежались. Победив в обоих сражениях, Спартак продолжал идти на север, не встречая сопротивления.
Не научившись осторожности, Геллий, Клодиан и Аррий собрали своих людей и попытались снова напасть на Спартака у Фирма. И снова потерпели поражение. Спартак перешел Рубикон и ступил на землю Италийской Галлии в конце секстилия. По Эмилиевой дороге он двинулся к Плаценции и к Западным Альпам. «Квинт Серторий, мы идем!»
Долина реки Пад была покрыта буйной растительностью, плодородная, богатая фуражом, городские зернохранилища ломились от хлеба. Поскольку теперь Спартак систематически грабил города, он не внушал к себе любви граждан Италийской Галлии.
В Мутине, на полпути к Альпам, огромная армия повстанцев встретилась с наместником Италийской Галлии, Гаем Кассием Лонгином, который храбро попытался заблокировать их продвижение одним легионом. Хоть это был и смелый поступок, он не мог увенчаться успехом. Легат Кассия, Гней Манлий, пришел через два дня с другим легионом из Италийской Галлии, и его постигла та же участь, что и Кассия. Оба раза, когда римские войска вступали в сражение, это означало, что Спартак собирал свыше десяти тысяч комплектов оружия и доспехов на поле боя.
Последний римлянин, с которым Спартак говорил лично, был трибун, захваченный во время первого поражения Геллия, за несколько месяцев до этого. Ни в Адрии, ни в Фирме он не видел близко ни Геллия, ни Клодиана, ни Аррия. Но теперь, в Мутине, у него имелись два высокопоставленных римских пленника, Гай Кассий и Гней Манлий, и ему хотелось побеседовать с ними: самое время позволить парочке сенаторов увидеть человека, о котором говорит вся Италия и Италийская Галлия! Самое время сенату узнать, кто он такой. Ибо он не намеревался ни убивать, ни задерживать Кассия и Манлия. Он хотел, чтобы они вернулись в Рим и доложили о случившемся лично.
Однако он держал их в цепях и позаботился о том, чтобы, когда их приведут к нему, он восседал на подиуме в белой тоге. Кассий и Манлий с удивлением смотрели на предводителя мятежников, но когда Спартак обратился к ним на хорошей кампанской латыни, они поняли, кто он такой.
– Ты – италик! – сказал Кассий.
– Я – римлянин, – поправил его Спартак.
Кассия нелегко было запугать. Его род был воинственным и очень жестоким, и если кто-то из Кассиев совершал тактическую ошибку, он не убегал с поля боя. И этот Кассий доказал, что он настоящий член своей семьи. Он поднял руку в оковах и погрозил кулаком большому, красивому человеку, восседающему на подиуме.
– Избавь меня от унижения, сними эти оковы – и ты будешь мертвым римлянином! – прорычал он. – Ты дезертировал из легиона, да? И выступал на арене как фракиец!
Спартак покраснел.
– Я не дезертир, – высокомерно ответил он. – Я римский трибун, который был несправедливо обвинен в мятеже в Иллирии. И ты считаешь свои оковы унижением? А чем, ты думаешь, я считал мои оковы, когда меня послали в школу такого червя, как Батиат? Одни оковы стоят других, Кассий, проконсул!
– Убей нас – и покончи с этим! – сказал Кассий.
– Убить вас? О нет, я не собираюсь этого делать, – улыбнулся Спартак. – Я сейчас освобожу вас. Но сначала вы почувствуете тяжесть рабских цепей. Затем вы вернетесь в Рим и расскажете сенату, кто я, и куда направляюсь, и что намерен делать, когда попаду туда, и кем я буду, когда вернусь сюда.
Манлий шевельнулся, словно хотел что-то сказать, но Кассий повернул голову и так посмотрел на Манлия, что тот затих.
– Кто ты? Мятежник. Куда идешь? К гибели. Что ты будешь делать, когда придешь туда? Гнить. Чем ты будешь, когда вернешься? Бессмысленным бесплотным духом! – фыркнул Кассий. – Я буду счастлив все это доложить сенату.
– Тогда передай сенату это! – огрызнулся Спартак, вставая и срывая с себя тогу.