Фавориты Фортуны

Оба прирожденные солдаты, Фонтей и Цезарь успешно действовали сообща и признались друг другу в конце второй кампании, что очень приятно иметь дело с человеком выдающихся способностей. Так что когда Цезарь вернулся в Рим, как всегда неожиданно, в его послужном списке значились семь кампаний – оставалось только три! Ему понравилось время, проведенное в Галлии. Он впервые побывал западнее Альп и нашел, что иметь дело с галлами нетрудно, поскольку (благодаря своему старому наставнику Марку Антонию Гнифону, Кардиксе и некоторым жильцам матери) он бегло говорил на нескольких галльских наречиях. Считая, что ни один римлянин не понимает их, саллувии и воконтии переходили на галльский, когда хотели обменяться информацией, не предназначенной для римских ушей. Но Цезарь очень хорошо улавливал смысл и узнавал многое из того, чего не должен был знать, – и ни разу не выдал себя.

Это было удачное время для того, чтобы стать кандидатом в военные трибуны. Восстание Спартака означало, что служить в консульских легионах Цезарь будет в Италии. Но сначала надо, чтобы его выбрали, – надеть специально отбеленную, белоснежную тогу кандидата и расхаживать среди выборщиков по рыночным площадям и базиликам Рима, не говоря уже об аркадах и колоннадах, коллегиях и учебных заведениях. Поскольку каждый год трибутные комиции выбирали двадцать четыре военных трибуна, было не особенно трудно получить эту должность. Но Цезарь поставил перед собой более сложную задачу: он решил, что при восхождении по cursus honorum на каждых выборах он будет кандидатом, набравшим наибольшее количество голосов. Таким образом, он заставил себя сделать многое из того, на что обыкновенно кандидаты не тратили усилий. Он не воспользовался услугами частным образом нанятого номенклатора, который запоминал имена. Цезарь был сам себе номенклатор, поскольку никогда не забывал лиц и имен тех, с кем общался. Человек, польщенный тем, что спустя много лет кто-то называл его по имени, имел высокое мнение о таком блестящем, вежливом, способном собеседнике – и голосовал за него. Как ни странно, многие кандидаты начисто забывали про Субуру, этот рассадник бедноты, от которого Риму лучше избавиться. Но Цезарь, живший в Субуре всю свою жизнь, знал, что там обитает множество людей из низших слоев первого класса и высших слоев второго класса. Он был знаком со всеми. И все готовы были проголосовать за него.

Он занял-таки первую строчку в списке и вместе с двадцатью квесторами, выбранными на том же трибутном собрании, должен был приступить к своим обязанностям в пятый день декабря, а не в первый день нового года. Жребий, определявший его легион (один из четырех консульских), Цезарь должен был тащить только пятого декабря, а до той поры не стоило никому докучать, посещая место будущей службы. Даже в Капуе ему не следовало появляться. Обидно, если учесть серьезные события этого года!

В конце квинтилия даже самому тупому сенатору сделалось ясно, что консулы Геллий и Клодиан не способны остановить Спартака. С Филиппом во главе печального хора сенат тактично дал знать консулам, что с них снимается командование в войне со Спартаком. Они нужны в Риме, и теперь было очевидно, что командование следует поручить человеку, имеющему личный подход к демобилизованным ветеранам, способному вдохновить их на возвращение под штандарты. Это должен быть вояка, как минимум претор, с хорошим послужным списком и убежденный сторонник Суллы.

Конечно, все в сенате и вне его знали, что есть только один кандидат. Сидящий без дела в Риме, без зарубежной провинции, без военной должности. Только один кандидат, воин-ветеран: Марк Лициний Красс. Городской претор в прошлом году, он отказался от наместничества, сославшись на то, что Риму он больше нужен дома. Любого другого сразу осудили бы за такую бездеятельность и отсутствие политического рвения. Но Марку Крассу простили слабость. Вынуждены были простить! Большинство сенаторов в буквальном смысле были у него в долгу.