Он стал с остервенением топтать ее, как собака, роющая землю задними лапами. Потом пнул ее ногой и сбросил с подиума.
– В моей армии восемьдесят тысяч солдат, все хорошо вооружены и обучены сражаться, как римляне. Большинство из них – самниты и луканы, но даже рабы, которые пришли в мою армию, – храбрые люди. У меня добычи на тысячу талантов. И я иду, чтобы соединиться с Квинтом Серторием в Ближней Испании. Вместе мы разгромим армии Рима и полководцев в обеих Испаниях, а потом вернемся в Италию. У вашего Рима нет никаких шансов, проконсул! Еще до конца следующего года Квинт Серторий сделается диктатором Рима, а я стану начальником конницы!
Кассий и Манлий слушали это молча. Ярость, страх, гнев, замешательство, изумление сменялись на их лицах, и наконец, когда они поняли, что Спартак закончил свою речь, – веселье! Оба, закинув головы, расхохотались, а Спартак стоял, чувствуя, как краска медленно заливает его лицо. Что же вызвало такой хохот? Они смеются над его смелостью? Они считают его сумасшедшим?
– Да ты дурак! – проговорил Кассий, вытирая выступившие от смеха слезы. – Ты – деревенщина! Ты – олух! Неужели у тебя совсем нет мозгов? Конечно нет! Ты даже не задница римского полководца! Какая разница между твоей ордой и оравой дикарей? Никакой, и это чистая правда. Не могу поверить, что ты не знаешь, но ты действительно ничего не знаешь!
– Чего я не знаю? – спросил Спартак, бледнея.
Уже не было места гневу. Насмешки Кассия больше не злили вожака восставших. Спартаком овладел страх.
– Серторий мертв! Убит своим старшим легатом Перперной прошлой зимой. В Испании больше нет повстанческой армии! Только победоносные легионы Метелла Пия и Помпея Магна, которые скоро возвратятся в Италию, чтобы расправиться с тобой и со всей твоей ордой!
И Кассий снова засмеялся.
Спартак не дослушал, он бросился вон из комнаты, зажав уши, и разыскал Алусо.
Мать сына Спартака, Алусо ничем не могла успокоить своего мужа. Он покрыл голову своим алым плащом, который подхватил с ложа, и плакал, плакал, плакал.
– Что мне делать? – спросил он ее, раскачиваясь всем телом. – У моей армии нет цели, у моих людей нет дома!
Волосы свисают над лицом, колени широко расставлены, она сидит на корточках, в руках чаша с кровью, где плавают костяшки пальцев и вызывающая суеверный страх оторванная рука Батиата. Алусо помешала кости, пристально посмотрела на них и что-то пробормотала.
– Большой враг Рима на западе мертв, – сказала она наконец, – но большой враг Рима на востоке еще жив. Кости говорят, что мы должны соединиться с Митридатом.
О, почему он не подумал об этом сам? Спартак отшвырнул плащ, посмотрел на Алусо сквозь слезы:
– Митридат! Конечно Митридат! Мы двинемся через Восточные Альпы в Иллирию, пересечем Фракию, пойдем к Эвксинскому морю и явимся в Понт. – Он вытер нос тыльной стороной ладони, вздохнул, дико посмотрел на Алусо. – Фракия – твоя родина, женщина. Ты хотела бы там остаться?
Она презрительно фыркнула:
– Мое место – с тобой, Спартак. Знают они это или нет, бессы – покоренный народ. Ни одно племя в мире не в состоянии противостоять Риму. Только великий царь Митридат это может. Нет, муж, мы не останемся во Фракии. Мы присоединимся к царю Митридату.
Одной из множества проблем, связанных с такой огромной армией, какая была у Спартака, являлась невозможность прямой связи со всеми солдатами и командирами одновременно. Спартак собрал всех и постарался донести до всех своих сторонников и их женщин, почему они должны повернуть обратно и по Эмилиевой дороге возвратиться в Бононию, откуда двинуться по Анниевой дороге на северо-восток, в Аквилею и Иллирию. Большинство не поняло ничего. Кто-то почти не слышал слов предводителя. Многие получили искаженную информацию. Кроме того, италики боялись восточных монархов. Квинт Серторий был римлянин. Митридат был варвар, который ел италийских младенцев. Он всех сделает рабами.
Марш возобновился, на этот раз на восток, но по мере приближения к Бононии разногласия росли. Если Испания очень далеко, то где же находится Понт? Многие самниты и луканы – а они составляли большинство – говорили на латыни и на оскском наречии, и очень немногие понимали по-гречески. Как они будут жить в таком месте, как Понт, не зная греческого?
В Бононии делегация легатов, трибунов, центурионов и рядовых – около сотни человек – пришла к Спартаку.
– Мы не уйдем из Италии, – сказали они.
– Тогда и я никуда не уйду, – отозвался Спартак, скрывая ужасное разочарование. – Без меня вы распадетесь. Римляне перебьют вас всех.
Когда делегация удалилась, он, как всегда, обратился к Алусо:
– Я побежден, женщина, но не чужой армией и даже не Римом. Они слишком боятся. Они не понимают.
Кости сложились не лучшим образом. Алусо сердито их раскинула, потом собрала и положила обратно в мешочек. Она не открыла ему, что они показали. Некоторые вещи лучше оставлять в умах и сердцах женщин, которые ближе к земле.