Читаем Фавориты Фортуны полностью

Помпей в триумфальном наряде спрыгнул с колесницы и побежал к воротам, волоча по земле пурпурные с золотом одежды. Погонщики первой пары толстокожих стояли, не в силах что-либо сделать. Увидев Помпея, они с надеждой повернулись к нему.

– Отверстие слишком мало, – объяснил один.

По пути к воротам Помпей мысленно уже распряг животных и провел их через ворота по одному, но теперь он заметил то, чего не мог видеть с колесницы. Проблема была не в ширине ворот, а в их высоте. Эти ворота – единственные, через которые разрешалось пройти триумфальному параду, – были достаточно широки, чтобы пропустить армию по восемь человек в ряд и даже колесницу, запряженную четверкой лошадей, или огромную платформу. Но мощный клыкастый африканец там застрянет, поскольку верхняя перекладина, встроенная в утес Капитолийского холма, находилась как раз на высоте плеч слонов.

– Ладно, – уверенно сказал Помпей, – распрягите их и проведите в ворота по одному. Заставьте их опустить головы.

– Их не учили так делать, – возразил ошеломленный погонщик.

– Мне все равно, учили ли их срать через игольное ушко! – взорвался Помпей. Лицо его сделалось красным, словно вымазанное киноварью. – Просто сделайте это!

Первый слон отказался наклонить голову.

– Надавите на голову и заставьте его! – приказал Помпей.

Но ни давление, ни сидение на его бивнях не убедило животное пригнуться. Вместо этого слои разозлился. Его состояние передалось остальным слонам, двое из которых все еще были впряжены в колесницу. Они попятились назад, и колесница грозила наехать на одетых в львиные шкуры знаменосцев Помпея.

Пока погонщики продолжали выполнять приказание Помпея, тот стоял, изрыгая проклятия и такие угрозы, от которых глаза погонщиков в ужасе стекленели. Но все напрасно. Слоны не желали проходить в ворота.

Прошел час. В воротах показался Варрон. Он явился узнать, что случилось. Он шел с другими сенаторами в первых рядах процессии.

Одного взгляда оказалось достаточно. Варрону вдруг захотелось пасть на дорогу и покатиться со смеху. Но этого он сделать не мог: взгляд Помпея посоветовал ему воздержаться от неуместного веселья, если ему не надоело жить.

– Отправь Скаптия и нескольких его людей в конюшни за лошадьми, – твердо распорядился Варрон. – Хватит, Магн, перестань беситься и подумай! Остальные участники парада уже дошли до Форума, и никто не знает, почему ты не следуешь за ними. Сулла сидит на подиуме храма Кастора и все больше волнуется, а поставщики для угощения в храме Юпитера Статора рвут на себе волосы!

Помпей сел на грязный булыжник мостовой в своем триумфальном наряде и разрыдался. Поэтому Варрон сам послал людей за лошадьми и проследил, чтобы слонов отцепили от колесницы. К этому времени сцена усложнилась прибытием нескольких огородников с Задней улицы, вооруженных лопатами и тачками. Они намеревались собрать то, что считалось лучшим удобрением в мире. Беззаботно заняв позицию между огромных ног толстокожих гигантов, они деловито выгребали навозные лепешки размером с круг арпинского сыра. Только срочность и чувство сострадания не позволяли Варрону расхохотаться, когда он кричал и понукал всех. Наконец погонщики повели своих подопечных к Овощному рынку – никто не мог заставить их вернуться по пути, которым они пришли.

Тем временем первая половина процессии остановилась на Римском Форуме напротив внушительного ионического фасада храма Кастора и Поллукса, на котором, высоко над всеми, сидел Сулла с принцепсом Сената, двумя консулами, некоторыми членами своей семьи и друзьями. Вежливость и обычай требовали, чтобы триумфатор был самым важным человеком при праздновании своего триумфа и во время пира, поэтому сии достойные люди не участвовали в процессии и на угощении они тоже присутствовать не будут.

Все беспокоились. Все замерзли. День был ясный, но дул обжигающий северный ветер, и низкое солнце не могло растопить сосульки, свисающие с карнизов храма. Наконец Варрон возвратился, бегом поднялся, прыгая через две ступени подиума, и что-то прошептал Сулле на ухо. Взрыв почти непристойного хохота диктатора вызвал сильное любопытство у присутствующих. Все еще смеясь, Сулла поднялся и прошел на край подиума, чтобы обратиться к толпе.

– Подождите еще немного! – крикнул он. – Наш триумфатор на подходе! Он решил усилить зрелищность своего парада и запряг в квадригу слонов вместо лошадей! Но слоны застряли в Триумфальных воротах, поэтому он послал за лошадьми! – Пауза, потом громким шепотом: – О, как бы я хотел быть там, чтобы увидеть это собственными глазами!

Это замечание вызвало приглушенный хохот. И только те, кто знал Помпея, – Метелл Пий, Варрон Лукулл, Красс – засмеялись громко.

– Знаете, не умно оскорблять Суллу, – сказал Метелл Пий стоявшим вокруг него. – Я не раз замечал это. Он имеет в некотором роде исключительное притязание на любовь Фортуны, поэтому даже не старается понять человека, которого унижает. Богиня это делает за него. Сулла – ее любимец.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза