Читаем Фавориты Фортуны полностью

– Мне очень жаль, Квинт Помпей, но это так не делается, – мягко возразил Цезарь. – Я – privatus. И был частным лицом, когда пленил их. Я должен лично увидеть губернатора. Ликия – часть его провинции, следовательно, я обязан объяснить ситуацию сам. Это – закон.

Соперничество двух воль продолжалось еще некоторое время, но сомнений не оставалось: победит Цезарь. И Цезарь отплыл в Никомедию на быстроходной родосской галере, оставив Помпея позаботиться о плененных пиратах.

Пока Цезарь ожидал в небольшой дворцовой приемной, когда у занятого многочисленными делами Марка Юния Юнка найдется время принять его, он с глубокой печалью отметил, что все вокруг изменилось до неузнаваемости. Позолота еще сохранилась, равно как фрески и прочие предметы искусства, которые нельзя удалить, не оставив явных следов, но некоторые знакомые и любимые статуи пропали из коридора и комнат вместе с несколькими картинами.

Уже темнело, когда Юнк быстро вошел в комнату, очевидно, успев пообедать до встречи с коллегой сенатором.

– Цезарь! Как я рад тебя видеть! В чем дело, почему ты здесь? – спросил губернатор, протягивая руку.

– Ave, Марк Юний. Ты был занят.

– Да, верно. Ведь ты знаешь этот дворец, как свою ладонь, да?

Слова прозвучали достаточно дружелюбно, но тайный смысл их был ясен.

– Поскольку это я сообщил тебе о смерти царя Никомеда, ты должен был это знать.

– Но ты не проявил достаточно любезности, чтобы подождать меня здесь.

– Я privatus, Марк Юний, частное лицо, я только мешал бы тебе. А губернатору лучше не мешать, когда у него очень важное дело. Такое, как, например, включение новой провинции в состав Рима, – сказал Цезарь.

– В таком случае что ты теперь здесь делаешь?

Юнк смотрел на своего гостя с явной неприязнью, вспоминая их споры в суде по делам об убийствах, где Цезарь почти всегда выигрывал.

– Меня захватили пираты у Фармакуссы два месяца назад.

– Ну что ж. Такое со многими случается. Полагаю, тебе удалось выкупиться, поскольку ты стоишь передо мной. Но я ничем не могу тебе помочь возместить твой выкуп, Цезарь. Однако если ты настаиваешь, я поручу направить жалобу в Сенат в Рим.

– Я сам смогу это сделать, – вежливо отозвался Цезарь. – Я здесь не для того, чтобы жаловаться, Марк Юний. Я здесь, чтобы просить твоего разрешения распять пятьсот пиратов.

Юнк вытаращил глаза:

– Что?!

– Как ты проницательно догадался, я себя выкупил. Затем в Родосе я реквизировал небольшой флот и несколько солдат, вернулся на базу пиратов и захватил ее.

– Ты не имел права это делать! Я – губернатор, это должен был сделать я! – взорвался Юнк.

– Пока я посылал бы сообщения в Пергам – я только что вернулся из Пергама, где оставил своих пленников, – и сюда, в Никомедию, Марк Юний, зима бы уже кончилась и Полигон исчез бы со своей базы, чтобы опять заняться разбоем. Я могу быть privatus, но я действовал, как подобает любому члену Римского Сената: я сделал все возможное, чтобы враги Рима не избежали кары.

Эта резкая тирада дала Юнку паузу, чтобы подобрать правильный ответ.

– Тогда, Цезарь, надлежит тебя похвалить.

– Я тоже так думаю.

– И ты просишь моего разрешения распять пятьсот крепких, здоровых мужчин? Я не могу этого позволить! Пленники теперь мои. Я продам их в рабство.

– Я дал им слово, что их распнут, – сказал Цезарь сквозь зубы.

– Ты дал им слово? – искренне поразился Юнк. – Они же изгои и воры!

– Мне все равно, будь они даже дикарями и обезьянами, Марк Юний! Я поклялся, что распну их. Я – римлянин, и мое слово – это мое обязательство. Я должен сдержать слово.

– Ты не должен был давать слова! Как ты сказал, ты – частное лицо. Я согласен, ты действовал правильно, обеспечивая наказание врагам Рима. Но моя прерогатива – решать, что сделать с пленниками. Они будут проданы в рабство. Не требуй другого решения.

– Понимаю, – сказал Цезарь. Глаза его потускнели, он встал.

– Одну минуту! – крикнул Юнк.

Цезарь посмотрел на него:

– Да?

– Я думаю, были трофеи.

– Да.

– Тогда где они? В Пергаме?

– Нет.

– Ты не можешь все взять себе!

– Я и не взял. Большую часть получили родосцы, которые дали корабли и солдат для карательной акции. Часть передана жителям Ксанфа и Патары, которые дали пятьдесят талантов для выкупа. Свою долю я посвятил Афродите, попросив, чтобы родосцы построили храм в ее честь. А доля Рима сейчас на пути в Рим.

– А моя доля?

– Я не знал, что тебе полагается доля, Марк Юний.

– Я – губернатор провинции!

– Трофеи были богатые, но не настолько. Полигон – это не царь Зеникет.

– И сколько ты послал в Рим?

– Тысячу талантов монетами.

– Действительно, добыча богатая.

– Для Рима – да. Для тебя – нет, – тихо сказал Цезарь.

– Как губернатор провинции, это я должен был послать долю Рима в казну.

– И насколько бы она уменьшилась?

– На долю губернатора!

– Тогда я предлагаю тебе, – улыбаясь, сказал Цезарь, – подать заявление в казну, чтобы тебе выделили губернаторскую долю.

– Я так и сделаю! Не сомневайся!

– Я и не сомневаюсь, Марк Юний.

– Я подам жалобу в Сенат на твое высокомерие, Цезарь! Ты взял на себя обязанности губернатора!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза