Читаем Фавориты Фортуны полностью

– Но, Филипп, это же просто предусмотрительность! В будущем мне могут понадобиться эти люди – если не они сами, то их сыновья! Поэтому я и щедр сейчас. Но когда я состарюсь и отслужу свою последнюю кампанию, я не потерплю убытков. – У Помпея был решительный вид. – Моя последняя кампания принесет мне больше денег, чем весь Рим видел за сотню лет. Я не знаю, что это будет за кампания, но знаю: я выберу ту, где смогу захапать огромные трофеи. Парфия – вот о чем я думаю. И когда я верну Риму богатства парфян, я ожидаю, что Рим даст землю моим ветеранам. Моя карьера пока еще дорого мне стоит – ты ведь знаешь, сколько я плачу ежегодно каждому в Сенате!

Филипп вдавился в спинку кресла.

– Но ты и получаешь за эти деньги.

– Ты прав, друг мой. Можешь приступить уже завтра, – весело сказал Помпей. – Сенат должен отказать Крассу дать землю его солдатам. Я также хочу, чтобы отложили курульные выборы. И еще я хочу, чтобы мое обращение разрешить мне баллотироваться в консулы было записано в Палате и сохранилось на дощечках. Ясно?

– Абсолютно. – Наймит поднялся. – Есть только одна трудность, Магн. Очень много сенаторов задолжали Крассу денег, и я сомневаюсь, что нам удастся переманить их на нашу сторону.

– Удастся, если мы снабдим деньгами тех, кто задолжал Крассу не слишком много, чтобы они вернули долг. Проверь, сколько сенаторов должны ему по сорок тысяч сестерциев или меньше. Пусть немедленно вернут Крассу деньги и выступают на нашей стороне. Если больше ничто не сообщит ему о том, насколько серьезно его положение, то это заставит его задуматься, – распорядился Помпей.

– Даже если и так, отложи чтение письма!

– Ты зачитаешь мое письмо завтра, Филипп. Я не хочу, чтобы кто-нибудь заблуждался относительно моих мотивов. Я хочу, чтобы Сенат и Рим сразу узнали, что я собираюсь быть консулом в следующем году.

Рим и Сенат узнали об этом на следующий день, в полдень, ибо в этот час Варрон ворвался в палатку Помпея, задыхаясь, взъерошенный.

– Ты шутишь! – крикнул он, кидаясь в кресло и обмахивая рукой лицо.

– Не шучу.

– Воды… Мне надо воды.

С огромным усилием Варрон поднялся и пошел к столу, где Помпей держал напитки. Он выпил залпом один бокал, налил снова и вернулся с ним в кресло.

– Магн, они прихлопнут тебя, как моль!

Помпей презрительно отмахнулся от этих слов, глядя на Варрона с нетерпением.

– Как они приняли это, Варрон? Я хочу услышать все, в малейших подробностях!

– Филипп еще до заседания заявил консулу Оресту, у которого были фасции на июнь, о своем желании выступить. И поскольку он попросил созвать заседание немедленно, то выступил сразу после ритуала авгуров. Он встал и зачитал твое письмо.

– Они смеялись?

Варрон удивленно поднял голову от бокала.

– Смеялись? О боги, нет! Все сидели, словно онемев. Потом Палата начала гудеть, сначала тихо, потом все громче, пока не поднялся ужасный шум. Наконец консулу Оресту удалось восстановить порядок, и слова попросил Катул. Думаю, ты знаешь, что он мог сказать.

– «Не может быть и речи. Неконституционно. Нарушение всех юридических и этических норм в истории Рима».

– Все это и еще многое другое. К тому времени как он закончил, у него буквально пена шла изо рта.

– И что было, когда он закончил?

– Филипп произнес великолепную речь – одну из лучших, какую я когда-либо слышал. Все-таки он великий оратор. Он сказал, что ты заслужил свое консульство; что странно заставлять человека, который дважды был пропретором и один раз проконсулом, незаметно войти в состав Палаты при полном молчании. Он сказал, что ты спас Рим от Сертория, ты превратил Ближнюю Испанию в образцовую провинцию, ты даже открыл новый проход через Альпы, и что все это доказало – ты всегда был преданнейшим слугой Рима. Я не в силах передать тебе полет его фантазии – попроси копию речи. Могу только сказать, что впечатление было потрясающее. А потом, – продолжал Варрон с озадаченным видом, – он заговорил совсем о другом! Это было очень странно! Минуту назад он говорил о твоей кандидатуре на консульскую должность. И вдруг перешел на то, что у нас уже вошло в привычку раздавать по кусочкам драгоценную ager publicus Рима, чтобы утолить жадность простых солдат. Благодаря Гаю Марию рядовые легионеры теперь ожидают как должного, что им дадут землю даже после самой непродолжительной и не слишком важной кампании. О том, что эта земля давалась солдатам не от имени Рима, а от имени их главнокомандующего! Такая практика должна прекратиться, сказал он. Эта практика создавала личные армии за счет Сената и народа Рима, потому что солдаты возомнили, что они принадлежат сначала своему командующему, а уже потом Риму.

– Хорошо! – с удовольствием прошептал Помпей. – И на этом он остановился?

– Нет, не остановился, – сказал Варрон, отпив воды.

Он нервно облизнул губы. Вдруг до него дошло, что за всем этим стоял Помпей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза