Фавориты – «темные лошадки» русской истории. От Малюты Скуратова до Лаврентия Берии

Это вызвало в Русской церкви большое смущение. Ведь прошло всего чуть больше столетия с тех пор, как Стоглавый собор Русской церкви принял постановление, что нужно креститься только двумя пальцами. И ведь тогда при его вынесении тоже ссылались на древний обряд и на греческие книги! Когда же была допущена ошибка? Тогда? Или, может быть, теперь все делается неправильно, не по старине?

Мы уже говорили, какое подозрение вызывали на Москве все эти «справщики» церковных книг, киевские да греческие учителя. В них подозревали ересь, подкоп под святоотеческое православие. Соблазн умов усиливался по мере того, как Никон вводил одно новшество за другим, продолжая при этом ссылаться на некие древние образцы.

При содействии юго-западных монахов Никон, как пишет Ключевский, «ввел на место древнего московского унисонного пения новое киевское партесное, а также завел небывалый обычай произносить в церкви проповеди собственного сочинения. В Древней Руси подозрительно смотрели на такие проповеди, видели в них признак самомнения проповедника; пристойным считали читать поучения святых отцов, хотя и их обычно не читали, чтобы не замедлять церковной службы. Никон сам любил и был мастер произносить поучения собственного сочинения. По его внушению и примеру и приезжие киевляне начали говорить в московских церквах свои проповеди, иногда даже на современные темы. Легко понять смущение, в какое должны были впасть от этих нововведений православные русские умы, и без того тревожно настроенные. Распоряжения Никона показывали русскому православному обществу, что оно доселе не умело ни молиться, ни писать икон и что духовенство не умело совершать богослужения как следует».

При этом большинство таких нововведений были именно нововведениями, не имевшими никакой опоры в древней православной традиции, что русской, что греческой, а являлись прямым заимствованием из современной практики католической и униатской церквей, вроде проповедей и партесного пения.

Но Никону было безразлично обоснование этих реформ. Ему нравились эти новшества, они подчеркивали его власть. А Никон, если уж решил что-то сделать, то старался никогда потом не отступаться от сделанного. Кроме того, – и это, пожалуй, было самым главным, – его реформы, направленные на унификацию русского православного обряда с другими православными церквями, должны были подготовить почву для провозглашения патриарха Московского Вселенским патриархом, значимой фигурой во всем христианском мире (а потом, может быть, и для воссоединения всей христианских церквей под властью Московского патриархата).

Анафема крестящимся двумя перстами. Расправа над епископом Павлом

Весной 1654 года, до ухода царя на войну, в Москве состоялся Поместный собор. На нем Никон продавил свое решение немедленно исправить все богослужебные книги по греческим образцам, как тогда было принято выражаться. Никто не возразил. Коломенский епископ Павел II, входивший вместе с Никоном в «кружок ревнителей благочестия», уже тогда подозревал, что под предлогом исправления книг патриарх хочет ввести в церковную службу новшества, навеянные католицизмом. Он подписал постановления Собора, но добавил свое особое мнение, подчеркивавшее значение древних образцов веры и предполагавшее анафему для тех, кто станет добавлять что-то новое в православное богослужение. Но эта приписка не имела значения.

Мы уже видели, как народ во время эпидемии чумы болезненно отреагировал на никоновские новшества, приписывая их пока, правда, лишь самовольству редактора Печатного двора Арсению. Но в марте 1655 года Никон ополчился на иконы старого письма, где святые изображались с двуперстным крестным знамением, предписав их сжечь публично. Состоявшийся тогда же очередной Поместный собор (как видим, в те «недемократические» времена Поместные соборы Русской церкви собирались практически ежегодно, а не только для избрания патриархов) одобрил текст нового Служебника на основе Венецианского греческого евхология 1602 года.

Это следует подчеркнуть особо. Обряды, которые Никон отстаивал как якобы древние, искони присущие греческому православию, в самой Греции сложились только в XVI–XVII веках, в условиях турецкого ига, а также под воздействием католиков и униатов. При этом греческая церковь не придавала обряду такого самодовлеющего значения, как русская.