глаза, так тяжело ложилось первое горе на мою молодую неопытную душу. И поговорить-то мне было не с кем в это время, несколько раз я писала, хоть бы скорей приехала Мария Маркеловна, чтобы поговорить с ней. А в городе было лето, стояли теплые, ясные дни. За окнами классной зеленел липовый парк, в окнах дома напротив видны были его обитатели.
Я запомнила один такой чудесный летний вечер, дышавший миром и тишиной, находившийся в таком контрасте с тем, что было в моей душе. Но беда не приходит одна, в эти тяжелые дни заболел отец, ночью у него сделался такой приступ печеночной колики, что он кричал на всю квартиру, хорошо, что комната матери была далеко, и она не слышала его крики. Тогда в доме не было телефона, не было неотложной помощи, отыскали Петра Малофеева, и он отправился на поиски доктора. В одной из ближайших аптек ему дали адрес полицейского врача, которого он и привез, часа два я провела у постели отца, слышала его крики и ничем не могла помочь, пока не приехал врач и не впрыснул ему морфий. Боли в печени повторялись у отца и потом, но не в такой степени. Во время голодных 1918–1920 годов камни в печени у него прошли совсем. Когда на следующее утро Мария Павловна ушла на службу, я целый день переходила от одной постели к другой. У меня была еще одна обязанность — отвечать на письма, которые писали родные и знакомые, справляясь о здоровье матери. Наконец приехала и Мария Маркеловна, но я уже настолько была поглощена своим горем, что слова не шли мне на язык.
Мать слабела все больше и больше, 23 августа (старого стиля) вечером она умерла, тихо, спокойно, точно заснула. Теперь гораздо меньше обязательного ритуала, сопровождающего смерть близких. Тогда все дни, в течение которых гроб стоял в квартире, утром и вечером служились панихиды, ближайшие родственники надевали траур, надели траурные платья с черным крепом и мы с Марией Павловной. Ко дню похорон приехали и Тищенко, и Андрей Евграфович с Ольгой Владимировной, много народа пришло проводить дорогую мою маму до Волкова кладбища, где ее похоронили в одной ограде с Гранюшкой, Евграфом Андреевичем и Максимом Андреевичем; теперь рядом с ней похоронили и Алексея Евграфовича.
Глава 2. Мой «Петроградский женский университет» (1908–1917)
2.1. Учеба на Высших женских курсах. «Вниз по красавице-Оке…». Аландские острова. Вторая женитьба отца
Тяжело было в нашем опустевшем доме, в особенности потому, что не было дела, которое бы отвлекало от тяжелых безотрадных мыслей. В городе было неспокойно, студенчество волновалось, и дирекция ВЖК решила выждать и начать занятия не 1 сентября, как обычно, а 1 октября. Стремясь занять себя, я взяла на себя часть домашних обязанностей матери: следила за бельем отца, научилась штопать носки и чулки. Отец поручил мне заведовать деньгами для хозяйства, каждый месяц он давал мне триста шестьдесят рублей на все расходы. Каждый вечер ко мне приходила кухарка, я записывала расходы, заказывала обед и выдавала деньги. Но этих занятий было, конечно, недостаточно, я много писала в то время в своей тетрадке, изливала там свою душу.
Приходила ко мне Липа, приходила Ирина Старынкевич, которая очень близко к сердцу приняла мое горе. Летом 1908 года они всей семьей ездили за границу, жили в Аббации, на берегу Адриатического моря. Гуляя по горам, Ирина упала и повредила себе колено. Когда она вернулась в Петербург, она еще плохо ходила, впоследствии она несколько месяцев ходила с эластичным наколенником на ноге. Я по-прежнему занималась немецким и английским. Маргарита тоже переживала тяжелое время: она разошлась с Арнольдом Лейбергом. Он сразу же женился на другой и поселился летом почти рядом с ними, что, конечно, было ей особенно тяжело. С этого времени она всерьез стала готовиться к экзаменам на аттестат зрелости и весной успешно их сдала, а с осени поступила на ВЖК, на физико-математический факультет, на группу биологии.
Отца беспокоило то, что у меня слишком много свободного времени, и он решил занять меня переводами химических статей для второго отдела журнала Русского химического общества. Одна статья была немецкая — «Радиоактивность» Марквальда, другая —
Мой милый Андрюша, видимо, тоже жалел меня, старался развлекать меня, почти каждый вечер приходил играть со мной в шахматы, мы с ним устраивали матчи. Силы у нас были равные, и победа доставалась то одному, то другому. Он предлагал водить меня по театрам, но мне было не до таких развлечений.