Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Путь нам предстоял далекий и долгий. Как всегда в таких случаях, вагон сделался нашим временным домом, выработался определенный режим дня. У Ирины была с собой бутылка денатурата, и она варила Ване кашу в отделении проводников, где у них грелся кипяток. Ближе знакомились с соседями, беседовали в коридоре. Академики заходили к нам в купе побеседовать с Алексеем Евграфовичем. Окна в купе не открывали, открывали в коридоре. Старшие дети Андрюша и Маша подолгу смотрели из окна, Игорь и Ваня бегали по коридору. Смотреть из открытого окна было запрещено, но Андрюша нарушал этот запрет. Чтобы не продуть голову, он надевал кепку. Скоро он ее лишился, сильным ветром ее сорвало с головы и унесло вдаль. Вскоре после отъезда из Москвы у Андрюши заболел живот, а у нас с собой не было лекарств. Выручила Е. А. Тюменева, дала ему гомеопатическое средство Champer rubini, и все прошло благополучно.

Занять детей в течение такого длительного пути — дело нелегкое. Особенно трудно было Ирине с Ваней, который никак не хотел сидеть на месте. Вместо игрушек Ирина давала ему свою сумочку, роясь в ней, он вытащил ее паспорт, Ирина махнула рукой, пусть

смотрит, но вдруг с ужасом увидала, что он держит в руке половину ее фотографии, она была непрочно приклеена, и Ваня оторвал ей голову. Ирина страшно расстроилась: в такое смутное время, в чужом месте и оказаться без паспорта — паспорт без фотографии не является документом. Но потом в Боровом я очень искусно приклеила голову горчицей, и никто ничего не заметил. Игоря, более толстого и флегматичного, легче было удержать на месте. Смотрела и я в окно на природу тех мест, где я никогда не бывала. Уральские горы, бесконечные еловые леса, громадные, отдельные ели, четко вырисовывающиеся на фоне синего неба, характерный уральский пейзаж. А вот и Азия, необъятная Сибирь, выжженные солнцем степи, местами солончаки, низенькие соломенные домишки…

Девять дней длилось наше путешествие до города Щучинск Акмолинской области, позже его отнесли к Кокчетавской области[489]. Приехали, выгрузили академиков и многочисленные вещи. Узнали, что большой багаж еще не прибыл. За нами из Борового был прислан небольшой автобус — так называемая «санитарка» — и несколько грузовиков. Академиков и нас с детьми поместили в «санитарку», людей помоложе — в грузовик. От Щучинска до Борового двадцать пять километров. Боровое является туберкулезным курортом и санаторием. Раньше больных привозили туда на лошадях — и экипаж, и лошади были отличные. Потом, как и везде, лошади были вытеснены машинами. Были большие комфортабельные автобусы, гараж был полон грузовых машин, но все это взяли на войну, оставили лишь «санитарку» и несколько грузовиков. Дорога от Щучинска до Борового идет лесом, это хорошее, достаточно широкое шоссе. Все мы устали за длинную дорогу и путешествие в тесном автобусе показалось нам утомительным. Но вот и Боровое, приехали!

Автобус останавливается, но нас не торопятся выпускать. Вокруг «санитарки» слышны голоса, видеть мы никого не видим, потому что уже темно. Академики начинают беспокоиться, А. С. Орлов, желчный и раздражительный человек, возмущаясь, говорит: «Какую-то Захаровну дожидаются!». Евгения Захаровна была директором курорта. Наконец явилась и Евгения Захаровна и распорядилась кого куда везти, в какие дачи и корпуса размещать. Нам отвели две комнаты в сравнительно небольшой деревянной даче. В каждой из них стояло по пять кроватей. Много места занимали громадные печи, и, когда внесли наш обширный багаж, по комнате с трудом можно было передвигаться. Алексей Евграфович остался очень недоволен нашим помещением и назвал его «ночлежкой». Разместились мы так: в одной комнате легли родители, мы с Машей и Марией Павловной, в другой — все остальные. Было уже поздно, все устали, и мы, не разбирая вещей, легли на приготовленные постели, застланные чистым бельем и серыми с черными полосами суконными одеялами, усталость взяла свое, и все крепко уснули. Утром все пошли в столовую завтракать.