Алеша продолжил оставаться в Ленинграде. Как только все вернулись из Луги, мы с Марией Маркеловной ходили на Кирочную, вызывали его из казармы и некоторое время разговаривали с ним. Его очень успокоило, что Оля и Игорь едут с нами. Такие свидания удалось нам устроить раза три. В последнее наше посещение мы узнали, что он только что вернулся из поездки на фронт, куда он со своими бойцами отвозил на машинах снаряды. Поездка эта произвела на него удручающее впечатление: такой беспорядок, такая неразбериха царили в том месте, куда он был послан. На то самое место они не попали, там были уже немцы, они сдали снаряды одной из отступающих частей и вернулись в Ленинград. Алеша даже в лице изменился за эту поездку. Наш отъезд назначили на 22 июля. Работа моя с работницами была закончена, в Университете я взяла отпуск. За несколько дней раньше нашего отъезда должен был уехать Никита. Ирина ездила провожать его, их поезд стоял на запасных путях, грузились они в теплушки.
Начались сборы, никто не знал, надолго ли мы едем, но все равно приходилось брать зимние вещи. Упаковкой вещей, как всегда, заведовала я. Кроме чемоданов пришлось нагружать вещи в большие парусиновые мешки, в которые раньше на дачах набивали сено, в них я укладывала шубы, шапки, валенки. Не зная, в каких условиях придется жить, мы брали с собой сухие продукты и даже ящик с посоленной свининой. Дня за два до нашего отъезда из Луги Софья Христиановна поймала в лесу порядочного поросенка. Беженцы, уходя с насиженных мест, угоняли с собой крупный скот, а мелкий часто бросали, свиньи и овцы разбегались, в лесу около нашей дачи видели несколько таких бесхозных скотин.
Софья Христиановна оставалась в Луге, обеспечила себя на некоторое время мясом и уговорила Марию Маркеловну взять с собой посоленный окорок. Дня за два до нашего отъезда мы последний раз ходили с Марией Маркеловной на Кирочную, туда же пришла и Оля, ведя за руку Игоря. Игорю только что исполнилось два года, бедному толстяку было тяжело идти довольно далеко от трамвая, но нести его Оле было опасно. Здание казарм было длинное, окрашенное в буровато-красный цвет, довольно высоко от земли окна, «казарменного вида», тусклые, без занавесок, без следов ютящейся за ними жизни. Через определенные промежутки — высокие, наглухо закрытые ворота, у некоторых из них часовые. При их посредничестве нам вызвали лейтенанта Фаворского, и мы разговаривали стоя у ворот. Поезд наш отходил вечером, часа в три к нам пришел Алеша, которого отпустили попрощаться с нами. Последний раз посидели мы в столовой на диване. Я пошла проводить его до трамвая, постояли на набережной, пока не подошел трамвай. Последний поцелуй, последний взгляд.
Отправкой вещей и посадкой распоряжалась Академия. Часть вещей сдали в багаж, остальные погрузили в вагон. Нам отвели два купе: в одном помещались Алексей Евграфович, Мария Маркеловна (внизу), мы с Машей на одной из верхних полок. На второй полке были свалены чемоданы, картонки и другие вещи, ниша над входной дверью тоже была занята вещами. Провожать Алексея Евграфовича приехал Яша Гинзбург, сидел с нами на вокзале, пока мы ждали посадки, помогал садиться. Его не взяли в Елабугу, не взяли и на войну. Он был человек, преданный науке и своему учителю. Жаль его, он погиб в дороге, когда в 1942 году Университет эвакуировали в Саратов[479]
.День был очень жаркий, нам с Марией Маркеловной было особенно жарко, так как мы, чтобы не брать лишних тюков, надели на себя осенние пальто, летние пальто оставались в Ленинграде. В руках у нас были мелкие вещи, Маша несла свою куклу — коричневого косоглазого Сережу. У Ирины через плечо на полотенце был привязан портфель, в котором лежала смена одежды для Вани и пачка печенья. Олю провожал отец, я увидела его в тесноте и полумраке вагона, растерянного и суетливого. Последние минуты перед отъездом всегда самые томительные, наконец поезд тронулся, и мы поехали. В окно видна платформа, на ней наша Катя, она осталась в нашей квартире стеречь ее, мы заплатили ей за несколько месяцев вперед, так же как и Софии Христиановне. Поезд медленно шел по направлению к Москве. Покормили детей, стали укладываться на ночь. Залезая на мою верхнюю полку, я ворочала чемоданы и другие вещи, доставая необходимые принадлежности.