Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Во время ректорства Никиты случилось происшествие, которое так и не удалось до конца разъяснить. Я была одна в комнате, рядом с кабинетом, как вдруг услышала какой-то треск со стороны окна, находившегося рядом с соседней комнатой, где жили Никита с Ириной. Подойдя к окну, я увидела в наружном стекле в раме, ближайшей к этой комнате, круглое отверстие, величиной с пятнадцатикопеечную монету, от краев его во все стороны расходились лучами короткие трещины. Между рамами было немного осыпавшейся штукатурки, в раме было видно отверстие, в которое ушла пуля. Когда об этом узнали в ректорате, к нам пришел заведующий первым отделом (отделом, ведающим всеми секретными работами). Подробно меня расспрашивал, определил направление полета пули и установил, что выстрел был произведен из окон Оптического института, находящегося в верхнем этаже, рядом со служительским домом. Установили, что окно это находится в комнате-общежитии ремесленников. Был ли это случайный выстрел баловавшихся мальчишек или во время их отсутствия днем туда проник враг, как Никита предполагал, подосланный Презентом[545], сотрудником Университета особо рьяно старавшимся об удалении и репрессировании морганистов. В этом случае стрелявший ошибся окном, прицелился слишком далеко. В то время ко многим ведущим работникам приставляли сотрудников НКВД, которые всюду их сопровождали, следили за всеми лицами, общавшимися с ними, охраняли их. У академика Николая Николаевича Семенова[546] (специального химического физика) даже ночью в спальне присутствовал агент НКВД. Недоверие, подозрительность, доносы… Мы все так привыкли в то время держать язык за зубами, что и теперь боишься на людях сказать что-нибудь лишнее. Везде железные двери, всюду пропуска.

В Университет, правда, пропуска не требовалось в обычные дни, но в праздничные дни, особенно в дни ноябрьских и майских праздников, во дворе дежурили сторожа, никого посторонних не пропускали, не разрешали ходить по коридору, а только по самому двору. Если к нам собирались в эти дни гости — Оля с детьми или еще кто-нибудь, — то мы относили в охрану, находившуюся в главном подъезде со стороны набережной, списки всех ожидаемых гостей с просьбой их пропустить в нашу квартиру. Во дворе Оптического института в эти праздники на ночь спускали собак-овчарок, мы видели из окна, как они бегали по двору.

Чтобы иметь доступ к секретной работе, чтобы присутствовать на конференциях, посвященных изучению засекреченных вопросов, чтобы присутствовать на защитах закрытых работ, надо было быть засекреченным. Первый отдел с места работы посылал документы означенного лица в Москву, где их тщательно проверяли. Пришлось засекретиться и мне. В Университет поступали для защиты диссертации из различных закрытых учреждений, нужно было давать на них отзывы. Работать приходилось в первом отделе, так как ничего оттуда выносить было нельзя. Приходилось по нескольку часов сидеть там в небольшом помещении, наполненном людьми, главным образом студентами и аспирантами различных факультетов, чаще всего геологами, оформлявшими свои дипломные работы и кандидатские диссертации.

Кроме кафедры радиохимии, закрытые работы появились и на других кафедрах: неорганической, аналитической, физической химии, стали оборудовать для них первый этаж НИХИ, стали говорить, что и наш, третий этаж тоже будет отведен под такие работы, все здание НИХИ отойдет под такие работы. Очень нам было горько и неприятно слышать такие разговоры. Горько было, что лаборатория, в которой так долго работал Алексей Евграфович, где до сих пор царил его дух, продолжали развиваться его идеи, будет занята чуждыми ему людьми, большой зал будет перегорожен на маленькие комнатки. Неприятно было, что придется снова переезжать, снова устраиваться на новом месте, срывать хорошо налаженную работу. Следовало осуществить целый ряд перемещений: кафедра ВМС переезжала на Средний проспект в здание химического факультета на первый этаж.