Фаза ингибиторов

– Она была полностью сосредоточена на своей задаче, и ничто другое ее не интересовало. – Я улыбнулся внутри шлема. – В этом нет ничего постыдного. Нам всем приходится думать только об одном: как победить в этой войне.

– Надеюсь, мне хватит для этого сил.

– Надеюсь, их хватит у нас обоих.

Мы завершили похороны. Теперь оставалось лишь ждать. Буря утихла, небо над укрытием стало безоблачным. Мы с Надеждой ничего не знали о погодных условиях за пределами нашей позиции, и нам не могли сообщить никаких сведений, но казалось вполне вероятным, что область ясной погоды простирается до самой капсулы, вновь обнажившейся после бури.

Буря была для нас союзником в двух отношениях: она прикрывала наше приближение и отход, а также уничтожала следы. И все же хватило бы единственного слабого отпечатка руки или ходули, чтобы сочленители узнали: у капсулы кто-то побывал. А в том, что они станут искать любые признаки постороннего вмешательства, я не сомневался.

И точно так же я не сомневался, что возможная награда слишком соблазнительна для них, чтобы ее проигнорировать.

Я покачал головой:

– Нет. Мы никогда бы так не поступили.

– Еще как поступили бы, братишка. Была война. – Он неподвижно глядел в морской простор, затерявшись в прошлом. – Коалиция за нейрочистоту – разве это не предполагает некую целеустремленность? А какую роль в этом сыграли мы с тобой? Рыцари Кидонии? Повелители войны, повелители Марса? Мы делали все, что считали нужным. Убить одного из наших, пусть даже самого толкового, преданного и отважного добровольца, потому что он должен был умереть, чтобы выжил я? Без колебаний.

– Если я убил Любовь… – В этот раз я не договорил, вспомнив утверждения Сидры, что я уже однажды стал ее убийцей.

– Никаких «если». Хотел бы ты ее увидеть, братишка? Хотел бы в точности вспомнить, что именно совершил?

– Нет… – промямлил я.

– Проблема в том, что выбора у тебя уже не осталось, – сказал брат и услужливо добавил: – Позволь проникнуть в тебя чуть глубже, снять последние психические барьеры, чтобы ты наконец смог познать себя.

– Невил, прошу…

Он лишь рассмеялся в ответ, и я почувствовал, как он копается в моей душе, руша мою слабую защиту, снося все мои призрачные самоограничения. И вот передо мной возникла Любовь. На лице за стеклом визора проступало холодное и ясное осознание того, что я собираюсь с ней сделать.

Мгновенная тревога во взгляде. Слегка изогнувшиеся губы, будто в попытке сформулировать некий контраргумент, предложить альтернативный план. Мой давящий на спусковой крючок палец. Выстрел, отдача. Полет вращающейся пули: из ствола сквозь вакуум в стекло шлема. Разлетающиеся осколки.

Продолжение полета. В теплом и влажном воздухе, еще не успевшем улетучиться в жалкую атмосферу Марса. Вхождение пули в лицо. В кожу, в мышцы под кожей, в кости и лобные доли мозга.

Губы, пытающиеся что-то произнести, – нервные сигналы все еще достигают гортани.

Невил зациклил мои воспоминания, заставив их воспроизводиться снова и снова, с каждым разом все медленнее и кошмарнее, пока я не превратился в рыдающий огарок человека, наконец понявшего, как он поступил с другим человеческим существом.

Наконец понявшего. Наконец осознавшего.

– Как она выжила?

– Ее нашли сочленители, – сухо ответил он. – Принесли труп в гнездо и решили посмотреть, что из него можно спасти. Нечто вроде эксперимента по радикальному нейровосстановлению. Только представь, какая от этого могла бы быть польза. Если бы удалось вернуть ее к жизни после многодневного пребывания в песках Марса и чудовищных повреждений мозга, то те же принципы реставрации памяти и личности они смогли бы применять и к собственным раненым.

– Не слишком отличается от того, что они делали с нашими пленными. Вскрывали им черепа, набивали головы сочленительской аппаратурой, мгновенно превращая их в своих сторонников. – Я помолчал. – Но Сидра не из таких. У нее есть все способности сочленителей, но она действует в одиночку.

– Это еще один из аспектов того эксперимента. За счет принудительно транформированных они увеличивали свою численность. Можно сказать, за счет нас.

Я кивнул, вспомнив, что брат окончательно перешел на сторону Галианы.

– Но, как и ты, Сидра была не совсем такой, как они.

– Что касается меня, то я благоразумно решил не подвергаться полному Транспросвещению. Я считал, что буду полезнее и способнее, если в какой-то степени сохраню нейральную автономию. Полагаю, так и вышло. Автономия, причем еще большая, была предоставлена и Сидре, причем не случайно. Вряд ли будет преувеличением сказать, что ее наделили искусственной социопатией… но при этом посвятили в кое-какие факты.

– Чего они рассчитывали достичь?

– Думаю, им нужна была гарантия. Некто преданный их делу – нашему делу, – но способный действовать независимо, без ментальной поддержки других сочленителей. Агент-одиночка, посланный в мир. Наверняка были и другие. Но, возможно, лишь Сидра пришла к нам сквозь века.