Федина история

Иван снова взялся было за работу, вдруг щелкнула и погасла лампочка. Он посидел в полумраке, прикинул: как быть? Спросить у соседей? (Иван снимал комнатку в коммунальной квартире.) Лучше сходить и купить, пока универмаг не закрыт — хоть по улице прогуляется.

Было начало марта, тепло пришло раньше, днем вовсю капало с крыш, но не отжившая еще зима улучала момент, наведывалась с темнотой, красовалась последними щедротами: сыпала большие белые хлопья, которые падали и смешивались на тротуарах с водянистой снежной кашицей.

Иван сошел с асфальта, зашагал прямо по улице — меньше слякоти. После захламленной комнаты и утомительной работы свежий воздух бодрил, радовал, и Иван рассуждал про себя, что по природе он лодырь, и больше всяких дел ему нравится, скажем, болтаться по городу, идти за какой-нибудь лампочкой, думать о чем попало… И странно это — живет он достаточно целенаправленно и немало трудится.

— Простите, держитесь ради бога поближе к обочине, — обращаясь вроде к нему, пропорхал — именно так воспринялось — голосок. Заботливая девушка, почти девочка, была невысокой, худенькой, в руке сумочка и большое, сотворенное из дюралюминиевого ободка сердечко, приколотое к пальто. И снова где-то под высоким куполом зазвенел колокольчик:

— Тут поворот, машины выносятся как угорелые. А сейчас скользко.

— Уговорили, пойду ближе к обочине, — заулыбался Иван.

— А вы студент, да? И еще немного подрабатываете, да?

— Да. — Иван вгляделся: не знакомая ли? Кажется, нет.

— А сами не местный? Не отсюда?

— Это что, все так сразу по мне заметно?

— Я угадала, да? — В ее глазах сплошной интерес.

— Да, но… Не понял. В чем фокус?

— Никакого фокуса, — рассмеялась она, колокольчиков под куполом добавилось, — я всегда про всех угадываю. И могу сразу характер человека определить и чего он хочет в жизни.

— Даже чего хочет! Вот мне бы как раз не мешало определить — чего я хочу? — Ивана уже крепко удивляла эта «чуда», как он про себя ее назвал.

— Вы? — Она пристально посмотрела, чуть задрала голову, продолжила: — Вы прежде всего человек бодрого духа, веселый. Это хотя бы видно уже потому, что походка у вас пружинистая, энергичная.

Иван усмехнулся — знала бы, какая у него иногда бывает походка.

— Правда, вы грустите часто — просто вы человек чувствительный и все близко принимаете к сердцу. Тогда вы бываете ужасно вялым. Но это временно, это проходит. Вы уверены в себе, независимы — недаром у вас такие размашистые, вольные движения. Но раньше, в детстве, вы таким не были. Вы были застенчивым, стеснительным, но и были самолюбивы, горды и сами себя сделали таким, какой есть. Я правильно говорю?

— Вроде…

— А вам интересно?

— А как вы думаете?

— Конечно. Всем про себя интересно слушать. Я продолжаю. Для вас мало значения имеет быт, условия, в которых вы живете. Главное — интересное дело. Вы можете многого добиться, но мешает то, что вы хорошо можете делать лишь интересное вам. К тому же вы непоседливый, горячий и, кажется, не всегда считаетесь с окружающими. Верно? Я угадала?

— Просто сбит с толку. — Он и в самом деле был озадачен.

Надо же, только встретились, познакомиться не успели, давай характеризовать. И в общем точно. Какая открытость и непосредственность! Прямо живой родничок льется. Правда, все-таки чересчур легко и запросто входит в контакт.

— Вы, наверно, в конторе ясновидящих работаете? — попытался пошутить Иван. Показал на дюралюминиевое сердечко, — а это что, оракул?

— Это мне мальчишка из моей бригады сделал и подарил.

— Из вашей бригады?

— Да. Вы, наверно, думали, что я маленькая еще. Сколько, подумали, мне лет?

— Шестнадцать, семнадцать.

— Хм. Не-ет. Мне осенью уже девятнадцать будет, — вздохнула она.

— Ну! Вы в расцвете сил. Я по сравнению с вами дед, четвертную отмотал. Двадцать пять, — зачем-то набавил Иван себе год.

— Так это же мало! Для мужчины ерунда. Вы даже не в расцвете сил.

— Для мужчины, может быть. Но для человека… Добрые люди уже успевали дел понаворотить.

— И вы успеете. Сейчас время другое, информации много, надо ее переработать. Двадцать пять лет… Раньше солдаты только в армии столько служили, а потом еще семьи заводили. Вы обязательно что-нибудь сделаете, добьетесь, надо только неустанно работать.

— Хорошо, — рассмеялся Иван. — Буду неустанно работать.

Он хоть и смеялся, но в глубине что-то подспудное шевельнулось, отнеслось серьезно к ее словам. Незаметно подошли к универмагу.

— Мне сюда, — остановился Иван. — За лампочкой. Лампочка в комнате перегорела, а без света как-то скучно… Но… — Иван засуетился. — Может, вам тоже нужна лампочка?

— Нет. Я подожду здесь.

— Правда?

— Конечно. Только мы до сих пор не познакомились.

— Иван. — Он не мог без гордости называть свое имя. — Можно Ваня, Ванька. И переходим на «ты». Идет?

— Ива-ан! Как здорово-о!.. Хм. А меня зовут противно. Если имя мое вам… тебе не понравится, я не разонравлюсь?

— Нет, ни капли.

— Валя.

— Красивое имя!

— Тебе нравится? Ну пусть.