А однажды мать пришла и сообщила, что они с Сережкой переезжают на Кутузовку, где им дают две комнаты, а их квартиру займет кладовщик из военторга. Сережке больше всего не хотелось расставаться с Федькой Соколовым и Геркой Полищуком. Они уже три года жили в одном дворе и еще до войны начали вместе собирать фантики. И вместе ходили двор на двор, вооруженные самодельными мечами. Сережка даже нарисовал Герке на квадратном щите черные стрелы, вылетающие из красных языков пламени, и сделал надпись: «Я первым не начну войны, но вложу меч в ножны последним». Только Герка позднее оказался трусом. Их двор победил ребят с улицы Грановского. И как-то двое мальчишек побежденного двора встретили Сережку и Герку у особняка, где когда-то жил художник Валентин Серов. Один из этих типчиков стал задирать Сережку и без всякого повода дал ему по скуле. Он попал в то место, которым Сережка прижимал скрипку к плечу. Сережка положил этюдник на тротуар. Другой парень смазал Герке по уху. Герка утерся и продолжал смотреть на Сережку. Сережка сделал финт и кулаком угодил обидчику в глаз. По силе удара тот понял, что ему несдобровать, и хотел ударить Сережку ногою ниже пояса. Сережка в какое-то мгновение вспомнил, как они с Федькой разучивали приемы джиу-джитсу по старой книге с идиотскими рисунками, отскочил назад, подхватил парня за ботинок, дернул на себя, послал кулак навстречу, но промахнулся. Парень упал на снег и стукнулся затылком о тротуар. Он заерзал по земле и стал отползать от Сережки, боясь, что тот ударит его ногою. «Лежачих не бью», — сказал Сережка, поднял этюдник, перекинул ремень через плечо, плюнул в сторону поверженного противника и, посвистывая, вышел на Воздвиженку. Оглянулся он только один раз, когда заворачивал в Большой Кисловский: Герка плелся, опустив голову и шаркая валенками по снегу. Правое ухо его рыжей шапки уныло отвисло. С Геркой Сережка не разговаривал два месяца. Но весною Герка не выдержал, пришел к нему и сказал, что обменял задрипанную царскую марку на марку Эквадора. Везло Герке на дураков. Он подарил эту марку Сережке, и примирение состоялось. С тех пор они снова вместе резались в фантики и в расшибалку и снова ходили двор на двор. А когда Сережка переехал на Кутузовку, ему здорово повезло — он попал в школу, где учились Герка и Федька. И притом в один класс...
На столе стояла желтая банка с тушенкой. Сережка достал из щербатого буфета консервный нож, вскрыл банку, поддел розовую мякоть мяса и отправил в рот.
— Серега! — донесся со двора Федькин голос. Сережка вскочил на подоконник и сунул голову в форточку.
— Сейчас! — крикнул он.
— Рисунок захвати, — сказал Федька.
— Хорошо, — ответил Сережка. Федька и Герка считали, что он лучше всех рисует в школе и должен получить грамоту на конкурсе, который хотела устроить Анна Васильевна. Но Сережка решил бросить школу и уйти в партизаны. Решение пришло после того, как весною он с Федькою встретил Сашку Стародубова на базаре. Рассказы Сашки так потрясли воображение Сережки, что он тут же захотел бежать на фронт. Рисовать он еще успеет научиться. А вот война может кончиться. И тогда любой может сказать ему, когда он вырастет: «Сопляк, я всю войну прошел, в Берлине был, кровь за тебя проливал, а ты еще пытаешься меня учить и говоришь, что...» Дальше Сережка не сумел придумать, то скажет его воображаемый собеседник. Если ему удастся удрать на фронт, то после окончания войны он сможет разговаривать с Сашкой на равных. Они будут попыхивать «Беломором» или «Герцеговиной флор» — самыми дорогими папиросами, которые иногда курил Сережкин отец, — купят два кило мороженого, две буханки хлеба, наедятся, закурят снова и начнут вспоминать.
Только вот непонятный какой-то стал Сашка. Сколько Сережка ни просил его рассказать о своих делах на войне, Сашка отнекивался и замыкался в себе как черепаха в панцирь. Сережка ничего не мог понять, но в конце концов догадался, что Сашка просто сдержанный парень. Он считал, что именно таким должен быть настоящий герой — сдержанным, молчаливым, презирающим громкую славу. Потому что, говорил Сережкин отец, добрые дела, как и подвиги, совершаются молча. И орденов Сашка не носил. Сережка с Федькой и Геркой дали клятву, что никому не будут хвастаться своей дружбой с Сашкой. Они умели держать язык за зубами и без клятв. Это Сережка знал точно. Ну а в остальном — чего с них спрашивать? Разумеется, их никто не возьмет на фронт. Герка был трусом. Федька только о девчонках думал и всегда во всех книгах выискивал сцены, где герои или объясняются в любви, или обнимаются и целуются. Правда, Сашка тоже говорил Сережке, что его не возьмут на фронт: «Какой из тебя партизан и разведчик? Географии не знаешь. А я в Полесье все детство провел. Знаю каждую кочку назубок...»